Даурия

– Какая бы ни была у него сила, а побить его надо. Его японцы со всеми потрохами купили. Хотят они нас под свою власть забрать, а атаман им помогает.

– Враки! – сердито буркнул Лука. – Комиссарские наговоры это ты повторяешь. Семенов никому не продавался.

Не желая спорить с Лукой, Роман поборол себя и промолчал.

Марфа Андреевна послала Клавку закрывать ставни. Она закрыла, но назад не вернулась. Роман догадался, что она нашла причину сбегать к Гордовым. Марфа Андреевна собрала тем временем на стол. Только принялись Лука с Романом за ужин, как с надворья быстро вбежали Клавка и Ленка. Ленка раскраснелась и запыхалась, глаза ее сияли. Смущенно поздоровалась она с Романом и прошла следом за Клавкой в темную горницу. Там они начали шептаться и хохотать. Лука поднес Роману разведенного спирта и спросил:

– Когда же теперь ты женишься?

Роман выпил стакан до дна, покосился на полуоткрытые двери горницы, за которыми вдруг утихли смех и шепот, помедлил и громко сказал:

– Давно собирался, да все не получалось. А теперь и загадывать нечего, раз поженили меня с ружьем и шашкой.

После ужина Роман пошел убирать коня. Ночь была ясная и какая-то странно гулкая. Она отчетливо доносила далекие звуки, которых он ни за что не услыхал бы днем. Прислонясь к плетню, слышал Роман, как за Аргунью гортанными голосами переговаривались китайцы, заунывно скрипели колеса припозднившегося обоза. На русской стороне с черных высоких сопок, с лужаек станичного выгона долетали до него ржание и храп лошадей, звяканье бубенцов.

Скоро за спиной его скрипнула дверь. Это вышли из дома Ленка и Клавка. Они спустились с крыльца, подошли к воротам и остановились, не замечая Романа. Постояли, послушали. Потом Ленка тихо спросила Клавку:

– Где же это он? – В ее голосе были нетерпение и обида.

Роману захотелось броситься к ней, но вместо этого он отодвинулся подальше в тень.

– Придет, никуда не денется, – сказала Клавка. – Пойдем на лавочку.

Но Ленка разочарованно тянула свое:

– Этак мы и наговориться с ним не успеем… Время уже позднее.

От ее слов сладко заныло у Романа в груди, облило жаром сердце. Он шагнул к девкам из тьмы, озорно посмеиваясь, и, чтобы не напугать их, тихо уведомил:

– Здесь я.

Через минуту они уже сидели на меньшовской лавочке. Роман в середине, девки по краям. Но разговор клеился плохо.

Клавка поняла, что ей пора удалиться, и, не придумывая никакого предлога, попрощалась и ушла. Выждав, когда закрылась за ней калитка, Ленка придвинулась к Роману, играя концами полушалка, сказала:

– А я про тебя нехорошее слышала. Ты, говорят, сегодня в Заводе наших аргунцев рубить помогал. Правда это?

– Правда.

Ленка испуганно отшатнулась от него.

– Как же у тебя рука на своих поднялась?

– Они мне не свои, они белогвардейцы. Они первые начали. Один из них солдата от плеча до пояса клинком развалил ни за что ни про что. Увидел я это, и потемнело у меня в глазах. Выхватил я клинок из ножен и полетел на него. Обезоружить мы его хотели, да разве к пьяному подступишься? Матерится он на чем свет стоит и клинком машет. Разъярились тогда солдаты и подняли его на штыки.

– Мой отец тебя шибко ругает.

– Да откуда вы узнать об этом успели?

Ленка объяснила, что отец узнал обо всем от мобилизованных чалбутинцев, приехавших вслед за Романом провести дома перед походом ночь. У убитого казака была в Чалбутинском целая улица родни. Помолчав, она сказала, что с меньшовской лавочки лучше уйти в другое место. О приезде Романа в станице уже знают. И если весть об этом дойдет до родственников убитого, то ему живым назад не выбраться. Рассказывая, Ленка стала дрожать, как в лихорадке, и понизила голос до шепота. Роман попробовал ее успокоить, удержать на лавочке. Этого требовало его самолюбие, хотя рассудок был согласен с Ленкой. Но она не сдалась. Она встала с лавочки, взяла его за руку.

– Пойдем, а то сейчас же домой убегу.

Роману пришлось согласиться. Ленка повела его по проулку на зады меньшовской усадьбы. Скоро они очутились на обрывистом берегу Аргуни и пошли вверх по течению. Берег, постепенно подымаясь, превратился в небольшую крутую сопку, заросшую дикой яблоней. Роман узнал присутствие яблони по нежному запаху ее голых, но уже оттаявших на солнце ветвей. Выбрав поудобнее место, расположились они в яблоневой рощице и стали глядеть на реку. От нее ощутимо веяло холодком и сыростью, и в чернильных ее глубинах мерцали отраженные звезды. Роман накрыл Ленку полой шинели, прижал к себе и спросил о том, ради чего ехал к ней:

– Ждать меня будешь?

– И так четыре года ждала. Докуда же больше?

– Пока службу не отслужу.

– А захочешь ли ты после службы глядеть на меня? Я к той поре состариться успею.

– Не состаришься.

Ленка промолчала. Роман услыхал, как она бурно и порывисто дышит, тяжелея и обвисая в его руках. Вдруг она схватила его за шею, жадно потянулась к его губам.