Навстречу им вразвалку медленно вышагивал саженного роста человек с опущенными книзу большими усами, с львиной гривой седых волос на голове. Одет он был в широчайшие, синего сукна шаровары и малиновую бархатную толстовку, подпоясанную цветным кушаком. В правой руке у него была тяжелая суковатая палка, в зубах массивная трубка с длинным чубуком, которую он поддерживал левой рукой в черной перчатке. За кушаком болтался замшевый кисет, две бутылочных гранаты и виднелась рукоятка револьвера. На ремне через плечо висел маузер в деревянной кобуре. Его сопровождали два рослых парня – один рыжий, другой черный и курчавый, как цыган, также обвешанный гранатами и маузерами.
На этот раз Федот посторонился первым и увлек за собой Романа. Они прислонились к будке для афиш и во все глаза разглядывали грозную троицу. Поравнявшись с ними, предводитель презрительно глянул на них и насмешливо осведомился:
– Что как бараны на новые ворота уставились?
– А мы таких индюков впервые видим, вот и уставились, – сказал Федот.
– Полегче, друг, на поворотах, а не то свернем рыло на сторону. Молод ты, чтоб над старым революционером смеяться.
– Ую-юй, какой ты сердитый! – с издевкой протянул Федот. – Я так тебя испугался, что сейчас меня медвежья хворь прошибет.
– Замри, а то заткнем глотку! Ты знаешь, кто я такой?! – в бешенстве вращая круглыми и красными, как у быка, глазами, заорал человек. – Я Пережогин!.. Понятно?
– Понятно. А что ты за начальник такой?
– Я командир отряда анархистов.
– Это не тех ли, которых Лазо с фронта вытурил?
Пережогин схватился за револьвер. Но Федот уже выхватил из кармана круглую гранату, занес ее над головой и с веселой злостью в голосе крикнул:
– Что же, давай посмотрим, кто кого!.. Только я без тебя и без твоих архангелов в царство небесное не поеду. Трахну сейчас эту картофелину тебе под ноги, и станешь ты, Пережогин, освежеванной тушей.
– Брось ты это дело, – сдаваясь, сказал Пережогин. – С тобой и пошутить нельзя.
В это время один из его телохранителей неожиданно бросился к Федоту.
– Здорово, Муратов. Узнаешь?
– Ах, мать моя в обмороке! Никак, Агейка? С каких это пор ты анархистом-то стал?
– С тех самых, как свела меня судьба с Ефремом Спиридоновичем, – кивнул Агейка на Пережогина.
– Да вы, оказывается, дружки, ребята, – сказал тот. – А раз так, то встречу спрыснуть надо. Айда в штаб!
– Пойдем, пойдем, – согласился Федот, – хочу на анархию поглядеть, интересуюсь, с чем ее кушают… А ты, Ромка, куда? Стой, парнишка, стой! – закричал он на повернувшегося было прочь Романа. – Шагай с нами, погуляем у анархистов.
Штаб анархистов помещался в большом купеческом особняке на Иркутской улице. Черное знамя с красными кистями висело над железными воротами особняка. Едва вошли во двор, как из раскрытых окон второго этажа донеслась пьяная песня и звуки гитары.
– Весело живете. Где прохладительное-то добываете? – спросил Федот.
– Чтобы мы да не достали! – Мы все что угодно хоть из-под земли выроем.
– Как же это?
– Экспроприируем экспроприаторов, – самодовольно пояснил Пережогин.
Федот переспросил:
– Как, как?.. Вот это словечки. Трезвый их и не выговоришь. Ты, Пережогин, и в самом деле старый революционер. Каторгу ты где отбывал? Случайно, не у нас в Горном Зерентуе?
Пережогин ничего не ответил, а Агейка нагнулся к Федоту, шепнул со смешком:
– Ты ему на больную мозоль не наступай. Он ведь революционер-то из конокрадов.
Федот обрадованно свистнул:
– Ну, я так и знал… А мужик он, видать, ничего, компанейский.
Пережогин привел гостей в большую комнату на втором этаже.
Комната сплошь была затянута полосами черного бархата. Посередине стоял стол, накрытый зеленым сукном, а на нем целая батарея всевозможных бутылок. В комнате горели электрические лампы.
– Располагайтесь, ребята, – произнес Пережогин, усаживаясь в кресло. Он вытащил из-за пояса револьвер и выстрелил в лепной потолок. На выстрел немедленно явился рябой парень в синей косоворотке и в красных штанах, при шашке и револьвере.
– Как там у нас насчет жратвы? – лениво осведомился у него Пережогин.
– Сейчас сообразим, – сказал парень и быстро удалился. Пережогин, обозрев батарею на столе, подмигнул Федоту и щелкнул себя пальцем в кадык. Рябой парень вернулся, неся над головой большое блюдо жареной баранины с рисом. Роман видел, как Федот глядел на все это сказочное изобилие масляными глазами, широко раздувая ноздри. А когда Пережогин раскупорил первую с красивой этикеткой бутылку, Федот задрожал от нетерпения и с нескрываемой завистью сказал:
– Хорошо, черти полосатые, живете!
Пережогин довольно усмехнулся, разгладил ладонью усы и размашистым жестом пригласил гостей к столу.
Когда чокнулись и выпили, Федот похвалил вино:
– Знатная штучка…
– Еще бы… Ведь это настоящий шустовский коньяк.
Роман, вынужденный принять участие в выпивке, старался пить как можно меньше и пускался на всякие ухищрения, чтобы обмануть собутыльников. После третьего стаканчика прикинулся он совсем охмелевшим и стал нести околесицу.
– Рано, казачок, окосел, – потрепал его по плечу Пережогин. – В Чите девки лучше тебя пьют.