Даурия

Таких беспощадно точных штрихов в романе много. Из отдельных реплик, бесед, эпизодов складывается обобщенный портрет бе- логвардешцины с ее беспримерной жестокостью.

  * * *

Какие же художественные приемы использует писатель в «Дау- рии?»

Главная тема романа — схватка двух миров. Для решения этой темы самое важное глубина психологического раскрытия образов, исследование характеров и условий, в которых характеры формировались.

Однако писатель не обходится лишь этим. Вспомним описание чепаловской усадьбы, просторного и, прочного купеческого дома, лучшего в поселке. Достаток и довольство хозяев сразу бросается в глаза. Но не только об этом хотел сказать писатель — двухсаженный забор, свирепый волкодав на цепи не менее убедительно говорят, что Чепалов, очевидно, не без веских оснований превратил свой дом в крепость. И усадьба вырастает в символ сытой, на первый взгляд, прочной, на долгие годы устоявшейся жизни, хозяева которой, однако, не очень уверены в завтрашнем дне — поэтому так высоки заборы, поэтому мечется вдоль проволоки волкодав.

Символом другого мира — мира безысходной нужды и каторжного труда — становится кособокая изба Семена Забережного — с трухлявой крышей, крошечными мутными окнами. Неслучайно первым описанием автор начинает главу о Чепалове, а вторым — главу о Забережном. Вопиющая контрастность этих описаний говорит сама за себя, подводит к большим обобщениям.

Сравнительно немного места уделяет К. Седых событиям первой мировой войны. И тут писатель также находит образ–символ, передающий запустение и разруху, вызванные войной. Таким символом становится поле казака Лукашки Ивачева, наполовину распаханное перед войной и зарастающее пыреем. «Выпряженный плуг валялся в затравянелой борозде. На широком лемехе его, когда–то ясном, как зеркало, вила затейливые узоры ржавчина, мышиный горошек, усеянный крошечными стручками, беззаботно оплел колесные спицы и бычье ярмо».

Это очень лаконичное описание великолепно своей точностью и зримостью Что может лучше олицетворять труд пахаря, прерванный его уходом на ненужную ему войну, чем брошенный на поле плуг, покрытый ржавчиной, заросший травой?

Пейзажное мастерство К. Седых общепризнано.

Своеобразная суровая и прекрасная природа Забайкалья нашла в авторе «Даурии» своего певца. Многие главы романа открываются пейзажными зарисовками, радующими своей живописной силой.

Что же отличает пейзаж К. Седых?

Думается, что писатель ставит своей целью передать всю многоцветность мира, богатство форм, разнообразие звуков и запахов; он стремится не только все увидеть и услышать, но и «попробовать на ощупь».

Внимание К. Седых к цвету поразительно: он находит десятки определений для красок и оттенков. Открывая роман пейзажем Мунгаловского, автор замечает и голубой поясок извилистой Драгоценки, и черные срубы бань, и тусклую позолоть крытых тесом шатровых крыш, и заречный, дымно синеющий косогор.

Говоря о доске на высоком полосатом столбе, он укажет, что она выбелена солнцем, что дожди и ветры уничтожили на ней надпись, и осталась в нижнем углу доски жирно и косо написанная восьмерка. Сопка с белой часовенкой на макушке, серебряные полтины мелких озер довершают картину, написанную почти с графической четкостью.

Во второй главе мы увидим синие силуэты заречных хребтов, желторудые просторы рассветного неба, а на нем — сизые облака, похожие на гигантских рыб. По краям облаков играют алые блики, предвещающие восход солнца.

Не только форма и цвет запечатлены в картинах природы. Пейзаж романа осязаем — у К. Седых гладкоствольные вербы, замшелые плетни огородов, травянистый переулок, иглистая недотрога–боярка и колья в хрупких колечках прошлогоднего хмеля.

Эти определения выписаны только с первой страницы книги — и говорят о щедрости автора на эпитеты, точно передающие предметы «на ощупь».

Мир для К. Седых полон запахов и звуков — и вместе с ним читатель обоняет тонкий сладостный аромат багульника, смолистую горечь молодой хвои, исходящий от ветки тонкий крепкий запах молодой коры и снега, слышит, как исступленно токуют тетерева, высоко–высоко звенит колокольчиком жаворонок, а в орешниках негромко ликуют желтогрудые песенники–клесты, да мерно постукивает красноголовый дятел, в тенистых чащах беззаботно снуют и посвистывают полосатые бурундуки, в лохматых гнездах на старых лиственницах кричат сизоклювые воронята; в разогретых травах неугомонно трещат кузнечики.

Не забывает К. Седых передать и ощущения человека: холод- но поблескивает роса, тишиной и прохладой встречают путника ключи, от Драгоценки тянет знобкий утренний ветерок.

Такая многосторонность в изображении природы неоспоримо доказывает близость К. Седых к М. Шолохову в манере пейзажного письма.

Пейзаж в «Даурии» нигде не является самоцелью.