Любопытно отметить: если положительные герои эпопеи «вписаны» в природу, живут в ней и живо ощущают ее красоту (Роман Улыбин, Ганька, Забережный, Тимофей Косых и другие), то отрицательные персонажи даны «вне природы» — они равнодушны к ней, как равнодушны к родной земле, если это не их собственный участок, как равнодушны ко всему, что не касается их личных выгод.
Многоцветен и красочен язык «Даурии». Этого писатель добивается использованием различных языковых пластов. Здесь и чистая, гибкая литературная речь авторских описаний, и меткий казачий говор, и реплики, полные народного юмора, и областные речения (их немного), придающие диалогам колорит места и времени.
* * *
Не было о «Даурии» ни одной статьи, автор которой не отмечал бы ее близости к классическому творению советской литературы, — шолоховскому «Тихому Дону». Верность этого замечания не вызывает сомнений.
Разумеется, что речь идет не о попытках упрекнуть К. Седых в подражательности, не о потугах проследить «параллельные» образы и ситуации. Писатель–сибиряк остается самостоятельным — он не подражает, а творчески следует великолепным достижениям М. Шолохова, и это естественно и закономерно.
Что же дает право говорить о близости «Даурии» к «Тихому Дону»?
Оба романа посвящены одной теме — судьбам казачества в революции. К. Седых, как и М. Шолохова, привлекает широкий размах событий революции и гражданской войны, судьбы огромного количества людей. Оба писателя вводят в ткань повествования документы эпохи — приказы, воззвания, распоряжения; так же, как «Тихий Дон», «Даурия» пронизана множеством своеобразных казачьих песен — о Родине и о чужедальней стороне, о судьбе казака, о его милой, о долг народа. И дело здесь, конечно, не только в жизненном материале, взятом в основу каждого из романов, но и в способе его обработки, в подходе к нему
Существуют и различия, определяемые как творческой индивидуальностью писателей, так и не одинаковостью жизненного материала. Много внимания, например, уделяет К. Седых влиянию на забайкальское казачество политических ссыльных — как известно, на Дону их не было
Но, справедливо отмечая творческую близость К. Седых к
М. Шолохову, критика не обратила внимания на одно важное и интересное обстоятельство, в известной степени проясняющее замысел писателя–сибирякаЭто обстоятельство — ряд эпизодов, в которых К. Седых словно подчеркивает близость некоторых сюжетных построений «Даурии» соответствующим ситуациям «Тихого Дона».
В самом деле, действие обоих романов начинается в одно время. М. Шолохов начинает повествование с возвращения Прокофия Мелехова с «предпоследней турецкой кампании», то есть с войны 1853–56 гг. К. Седых прямо указывает, что Андрей Улыбин «отличился на Дальнем Востоке» в боях 1854 года с англичанами. Примерно в один год вернулись в родные места Прокофий Мелехов и Андрей Улыбин: первый — с южных рубежей страны на Дон, второй — с дальневосточных границ в Забайкалье.
Развернутое повествование оба автора начинают со второго поколения — М. Шолохов с Пантелея Прокофьевича Мелехова и его детей — Петра, Григория и Дуняшки, а К. Седых — с Северьяна Андреевича Улыбина и его сыновей Романа и Ганьки.
Но главными героями произведений становятся представители третьего поколения — Григорий Мелехов и Роман Улыбин.
Начало «Даурии» — забайкальский пейзаж, описание улыбинско- го двора — явно перекликается с началом «Тихого Дона».
Такая перекличка ощущается и в ряде других эпизодов — вспомним хотя бы, как весть о начале первой мировой войны доходит до Мелеховых и Улыбиных.
Случайное ли это совпадение? Ответ дают заключительные страницы «Даурии». Напомню лишь прежде, как нерадостно возвращается главный герой «Тихого Дона» — Григорий Мелехов к родному дому, в хутор Татарский.
«Сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына…
Это было все, что. осталось у него в жизни, что
Другим путем, чем Григорий Мелехов, шел по жизни Роман Улыбин, главный герой «Даурии», навсегда связавший свою судьбу с судьбой народа.
«Даурия» тоже заканчивается возвращением героя — Романа Улыбина.
Вся природа словно ликует вместе с ним.