— Мое любимое кафе, — шепчет мне Анкель. — Правда, тут отличный интерьер?
— Вроде того, — соглашаюсь я.
Интерьер здесь специфический. Мягкие диваны, шикарные столики, приглушенный свет, барная стойка из красного дерева. В общем, с перебором. Здесь бы Бэзилу понравилось, владельцу «Шошанны».
Мы усаживаемся по разные стороны от отца.
— У меня ощущение, что когда ты была в Штатах, мы общались больше, — повторяет отец, отпивая из своего бокала. Перед ним тарелка с нетронутым бифштексом, который красиво сервировали с листьями салата, помидорами и рукколой. Все это как-то не соответствует тому, как я жила в последнее время.
— Ты уже решила, что будешь делать дальше? — спрашивает меня отец.
— Ты о чем? — притворяюсь я идиоткой.
— Когда у вас свадьба? — спрашивает отец, поворачиваясь к Анкелю.
— Мы еще не определили дату, — мнется Анкель.
— Пора бы определить. Верена должна восстановиться в университете, в Берлине, конечно. Я думаю, даже обойдется без потери курса. Место стажировки я уже подобрал. Вы уже думали о детях?
— Папа! — восклицаю я.
— Пора подумать…
Анкель весь вечер улыбается и кивает. Когда он отлучается в туалет, отец говорит:
— После всей этой истории тебе всю жизнь придется восстанавливать репутацию, — шипит он. — Ты должна держаться за Анкеля. Сложно будет найти второго такого же.
— Что-нибудь еще? — спрашивает подошедшая к нам официантка. Я демонстративно поворачиваюсь к ней так, чтобы отец увидел мою спину.
— Нет, спасибо, — говорю я официантке.
— Это сделал тот псих? — невозмутимо спрашивает отец.
— Да, — отвечаю я. Вот такая я смелая, сидя в дорогом кафе в центре Берлина.
Просыпаюсь и иду на работу. Пара кварталов, и я уже на месте. Серое небо осеннего Берлина буквально пригибает к земле. На стене перед входом в кинотеатр кто-то уже успел нарисовать оранжевого феникса. Неудивительно, вчера ко мне три раза подходили с вопросом, не я ли ограбила банк. Все дело в цветных линзах. Они слишком заметны. Сейчас у меня карие глаза. Провожу рукой по очертаниям феникса и захожу внутрь.
На экране первые кадры «Отступников» Скорсезе. Я представляю, что у каждого из этих людей в зале за плечами какая-нибудь трагическая история, после которой они не могут оправиться. Каждый достоин того, чтобы именно о нем сняли фильм. Но, по-моему, все они просто не знают, что делать дальше. А актеры в кино всегда знают. Они лучше и красивее обычных людей.
Леонардо Ди Каприо в задумчивости вертит перед собой пистолет, когда я вижу Ленца. Третий столик. В этот момент он смотрит на меня и медленно протягивает средний палец к носу. Вроде как нос зачесался. Иду к нему за столик.
— Как ты здесь оказался, я тебя даже не заметила? — шепчу я.
— Без билета проскочил. Со мной, кстати, человек шесть так прошло, — шипит он и идет в сторону выхода.
— Пойдем в лаунж-зону, а? — прошу я.
— Я фильм вообще-то смотрю, — обижается Ленц. Смотрю на экран. Там Мэтт Деймон и Джек Николсон встречаются в старом кинотеатре.
— Они все умрут, — говорю я.
— Девушка, какого черта? — раздражается мужчина за соседним столиком.
— Не все. Деймон и Ди Каприо только, Николсон выживет, — говорит грустная девушка в углу.
— Это кино. В жизни Джеймса Балджера, прототипа Николсона, посадят на три пожизненных срока, — говорит толстенький, похожий на хомячка парень за тринадцатым столиком.
— Пойдем, — шипит Ленц. — Криминальные драмы должны хорошо заканчиваться, иначе какой в них смысл?
— Нравоучительный, — шиплю я.
Мы идем в лаунж-зону на полуторном этаже. Она представляет собой маленькую комнату, все стены которой заклеены старыми афишами. Мне не нравится этот пыльный интерьер в стиле ретро. На плазменной панели, декорированной под старинный киноэкран, крутят какое-то тоскливое кино. Судя по картинке, про облака.
— Зачем ты пришел? — спрашиваю я.
— Вообще-то попрощаться, — нехотя признается Ленц. Я вздрагиваю.
Последний человек, который помнит о Микки. Да, он не самый лучший, но последний. Если не станет Ленца, не останется ничего.
— Ты ведь не поедешь со мной, верно? — спрашивает вдруг Ленц.
— Я не Бонни, — говорю я. — Я не она, как вы все этого не понимаете?
— Понимаю. Просто тебе ведь тоже понравились мои бабочки, верно? — Ленц нервно вздыхает на середине фразы.
— Безмерно, — вру я. Он не слышит сарказма и пытается обнять меня. Я делаю шаг назад.
Он отстраняется и поправляет очки. Садится за журнальный столик в лаунж-зоне и минуту смотрит на экран. Там все еще облака, только теперь они отражаются в чьих-то глазах. Нужно будет заказать такие линзы. Оборачиваюсь и смотрю на стойку рецепции. Там вроде бы никого из посетителей нет.
— По-моему, я на днях сказал Марко что-то лишнее, — говорит наконец он.
— Что именно? — спрашиваю я.
— Я сказал, что Микки будет искать тебя не для того, чтобы убить, а для того, чтобы защитить, — говорит он и поднимает на меня глаза. Неуклюже сажусь на край дивана.
— И что в этом особенного?
— Я тоже не обратил внимания на эту фразу, но вчера меня вызывали в участок, и у Марко была открыта эта переписка…