Домой мы едем уже в темноте. У Эйдана в руках мягкий ленивец, которого он достал из бокса с игрушками. С какой попытки уточнять не стану, ведь главное, что в итоге, когда игрушка упала в проём, я верещала не тише брата. Такая счастливая была, словно это мне плюшевое счастье привалило.
— Мы можем посидеть немного в машине? — спрашиваю Скайлера, стоит нам подъехать к дому.
Он как раз заглушил мотор и вот снова завёл.
— Разве что немного. Эйдан отключился, ему бы в кровать.
— Знаю, просто здесь так хорошо.
Скайлер тянет меня к себе на плечо и утыкается губами мне в макушку.
Кладу руку ему на грудь и ловлю размеренные удары сердца. Оно стучит спокойно, ровно, действует на меня, как колыбельная.
— Я уже купила тебе подарок к Рождеству, — чувствую, как его пальцы сплетаются с моими. Крепко сжимают.
— Я пока ещё не купил.
— Ничего страшного. Это Рождество и так обещает быть одним из самых лучших в моей жизни.
Он улыбается, и внутри все щемит. Поднимаю голову и осторожно целую горячие губы. Хочется забраться на него и целоваться долго — долго, как мы часто делаем, когда находимся вдвоём в машине. До сбившегося дыхания и пульса навылет. До его напряжённых выдохов и острого покалывания в моем собственном теле.
Я не знала, что способна испытывать такие сильные эмоции. Даже не подозревала, но они мне нравятся, хоть иногда я и боюсь. Боюсь того, что тот край пропасти, по которой мы ходим, в какой-то момент может обрушиться.
Глава 55
Скайлер
— Решила похозяйничать? — обнимаю Оливию сзади, оценив горку панкейков, красующихся на тарелке.
— Ага.
Она улыбается и быстро поворачивается ко мне, чтобы чмокнуть в губы. Сосредоточена на приготовлении.
Нагло утаскиваю верхний панкейк и, свернув его в трубочку, откусываю. Вкусно.
— Ты что? Подожди, ещё же надо полить сиропом, — спохватившись, Оливия хватает бутылку сиропа и выдавливает его прямо сверху на панкейк.
Жидкость стекает по моим пальцам, я ловлю ее губами, чтобы не попала на одежду, и смеюсь.
— Ой, черт, прости, — суетится девчонка, вместе со мной ловя капли пальцами и отправляя их себе в рот. Тоже смеётся.
Взглянув на меня, улыбается во все свои белые зубки и тянется к моим губам. А точнее к подбородку. Собирает сироп и хихикает.
— Ты сладкий, — облизывает свои липкие губки, и я не удерживаюсь, делаю то же самое, а потом как-то незаметно для нас это действие переходит в глубокий поцелуй.
Меня замыкает, нервные окончания трещат. Забываю и о панкейках, и о том, что мы на кухне, куда в любой момент могут зайти, просто беру то, что так люблю. От чего у меня внутренности сводит изо дня в день.
Мы настолько увлекаемся с Оливией, что чуть не упускаем момент, когда по холлу раздаются шаги. Отрываемся друг от друга одновременно. Я делаю разворот на сто восемьдесят градусов как раз в тот момент, когда на кухню входит Керри.
— Доброе утро, дети.
— Доброе, — бурчит Оливия, не оборачиваясь от плиты.
Конечно, губы-то красные.
— Доброе, — киваю я и сажусь за стол.
— Оливия, ты решила завтрак приготовить? — удивляется её мать.
Подходит к плите и скептическим взглядом обводит плод стараний моей девочки. Пусть только попробует что-то сказать!
— Да. Сегодня суббота, подумала, почему бы не попробовать.
— Это, конечно, хорошо, но ты передерживаешь их. Снимай уже его.
— Один только, мам.
Потому что мы целовались…
— Я его съем, — говорю со своего места, — люблю, когда пережаренные.
— Это вредно, — включает свою любимую пластинку Керри, — Ливви, садись, дальше я сама дожарю.
— Я сама, мам. Выпей кофе, отдохни. Мне хочется дожарить.
Вижу, что Керри это не по душе. Ее так и поддергивает заняться всем самой, и чтобы обрубить это желание и не заткнуть в очередной раз порыв дочери подальше, я встаю, достаю тарелку из сушилки и протягиваю Оливии.
— Накинь мне ещё парочку. Очень вкусно. Советую, Керри. А с сиропом так вообще улёт.
Взгляд карих глаз обдает меня благодарным теплом. Моя девочка краснеет, но улыбку скрыть даже не пытается.
— Видишь, мам. Садись.
Хватает мою тарелку и кладёт туда три панкейка. Они действительно вкусные. Я ни капли не вру, поэтому и ем с огромным аппетитом.
Керри сдаётся, выдавив снисходительно «ладно», и присаживается к столу как раз, когда на кухню входит Патрик.
— Ооо, дочь у плиты — это что-то новое. — одобрительно заглядывает в сковороду. — Когда только вырасти успела? Уже есть готовит.
— Будешь, пап? — оборачивается на него довольная Оливия.
— А как же. Не попробовать старания дочери? Что я буду за отец?!
Спустя несколько секунд присоединяется и Эйдан. Насколько я успел понять — панкейки и шоколадные хлопья его любимая еда, их он может съесть довольно много. Я иногда даже удивляюсь, сколько может влезть в этого маленького человечка.
— Все помнят, что у нас завтра вечер семей сената?
Патрик прямо сияет всякий раз, когда произносит эти слова.
— Мхм, — бубнит Эйдан.
Он после происшествия с ёлкой, кажется, больше всех ненавидит уже этот ожидаемый вечер.