Давай займемся любовью

Перед сосредоточенным Петиным вниманием, его короткими, задумчивыми «дыши – не дыши» я вдруг почувствовал себя больным и слабым, слишком худым, слишком продуваемым, озябшим в этом большом, прохладном кабинете. Уязвимым, одним словом. Даже подлый бок загудел протяжнее обычного.

Наконец Петя оторвался от моего страдающего тела, вынул из ушей стетоскопные трубочки-наушники, вздохнул тяжело.

«Господи, – пронеслась в голове пугающая догадка, – неужели он что-то нашел?! Ведь я мог все, что угодно, отбить себе там при падении».

Впрочем, испугаться как следует мне не удалось, времени не хватило. Потому что Петя объявил ясным, спокойным, сразу потерявшим грубоватость голосом:

– Ну что, все вроде в порядке. Твоим легким может Мухаммед Али позавидовать.

Почему-то он обратился ко мне на «ты». Означало ли это, что и я мог теперь ему «тыкать»?

– Хорошо, пойдем тебя просвечивать, – предложил фамильярный Петя и поднялся со стула.

– Знаете что, ребята, – вмешалась Милочка. – У меня там работы полно, конца не видно. Я пойду, а ты, Толь, как закончишь, спускайся ко мне в кабинет. Я ведь тебе не нужна? – перевела она взгляд на коллегу.

– Глобально или в данный момент? – Петин голос сразу обрел телефонную грубоватость. Это он на женщин так реагирует, догадался я. А может, только на одну женщину, на эту. Видимо, такая защитная реакция. Ну что же, какая есть, у каждого своя.

– Ты же знаешь, Петь, я совсем не глобальная, – засмеялась Милочка и почему-то взглянула на меня.

А я смотрел то на докторшу, то на доктора, снова на докторшу… Меня, обнаженного, холодного, с поврежденным боком, одним словом, несчастного, вдруг стала занимать их, происходящая на моих глазах, внутриклиническая разборка.

– Если ты про рентген, то мы сами вполне справимся, – заключил Петя и обернулся ко мне. – Правда, Толь?

Тут мне стало ясно, что и я теперь без зазрения совести могу его называть «Петь».

В соседнем кабинете, как я догадался, рентгеновском, в полумраке сидела полная тетка-врачиха. Она, наверное, была не старше Пети, максимум тянула лет на тридцать пять, но выглядела намного солиднее своего моложавого коллеги. Вот ее называть на «ты» мне бы даже в голову не пришло. А Пете пришло.

– Маш, давай посмотрим у парня левый бок, – предложил Петя.

– Это запросто, – откликнулась тетка, с трудом вытаскивая свое грузное тело из-за стола. Впрочем, когда она устанавливала меня между двумя холодными экранами в правильную для рентгена позу, руки у нее оказались мягкие и добрые, сдобные такие, хлебные, свежевыпеченные руки.

Она пощелкала чем-то в темноте, потом, пока я одевался, разглядывала снимки, Петя полушепотом наговаривал что-то рентгенологу, но мне ничего не удалось расслышать. Когда я подошел к ним, кое-как засунув в брюки рубашку, со свитером в руке, они уже, похоже, все про мой бок решили.

– Ну что, Толь, сломано у тебя ребро, – объявил приговор Петя. – Теперь тебе с бандитами с полгода не воевать. Выдержишь? – Я кивнул, мол, это запросто, тут даже силы воли не требуется. – Но сломано только в одном месте, и ровненько сломано, без осколков, что, конечно же, хорошо. Так что не переживай.

– И еще в месте перелома у вас небольшое смещение. Оно приступы боли и вызывает, – добавила мучная тетя.

– И что теперь делать? Как лечиться? – задал я естественный для покалеченного человека вопрос.

– А никак. – Петя развел руками. – Покой, никакой физической нагрузки, рукой не маши, дрова не руби, лучше держи на перевязи. Понимаешь про перевязь? Свяжи два конца шарфа, повесь его на шею и…

– Понимаю, – перебил его я.

– Ну и отлично. Старайся на левом боку не спать, во время сна сильнее болит. Знаешь, как в поговорке, «старые раны тревожат по ночам». – Я кивнул, поговорку я вроде где-то слышал. – Вообще лучше сиди дома, чтобы в транспорте не толкаться, хотя бы недели две. Вот тебе справка для института. И главное, запомни, никакой физической нагрузки. Вообще никакой. – Я не понял, намекает ли он на что-то или случайно у него так двусмысленно вышло.

– Так что, оно само зарастет? – поинтересовался я, забирая справку.

– А куда оно денется, – заверил меня Петя, а врачиха ободряюще улыбнулась. Он проводил меня до дверей, даже хлопнул на прощание по плечу. Но по правому плечу.

Этажом ниже у кабинета к.м.н. Гессиной очередь уже рассосалась, оставив лишь один голый, пустой коридор. Я помялся в нерешительности, потом потянул дверь на себя. Доктор Гессина сидела за столом, записывала что-то в толстую, похожую на бухгалтерскую, тетрадь в мятом коленкоровом переплете.

Сейчас, когда она была одна и не следила за выражением своего лица, его снова сковала предельная сосредоточенность – губы, как и в прошлый раз, плотно поджаты, озера в глазах обмелели, словно из них выкачали воду, и опять превратились в жалкие, иссыхающие ручейки. Похоже, она не слышала, как я зашел в кабинет. Лишь когда я нарочито громко отодвинул стул, вздрогнула от неожиданности и быстро вскинула глаза.

– Подожди минутку, – произнесла она резким, как и губы, сжатым голосом и продолжила торопливо черкать пером авторучки по бумажному листу.