Давид Аркин. «Идеолог космополитизма» в архитектуре

В этой живописи, повторяем, очень мало эмоционального. И, вместе с тем, как совершенно отлична фальковская выразительность от выразительности его современников! Мастерство исключительно экономное и столь же исключительно конденсированное в средствах своего выражения, — живопись Фалька менее всего требует от зрителя наслаждения красочным и пространственным богатством видимого. В этом, и только в этом смысле ей менее всего свойствен мажор. Строя всю свою живописную систему на цвете, Фальк, вместе с тем, совершенно не знает цветистости и красочности, как чужды ему понятия живописного разгула и обилия. Эта очень «нелегкая», в своей прямоте и полном отсутствии ребусного и нарочитого, живопись говорит как будто о той трезвой и почти сверхъестественной сложности, которую всюду встречает и передает мозгу глаз современного человека.

Организм живописного ви́дения Фалька достаточно своеобразен. Между глазом и предметом неизменно находится какая-то особая живописная среда, ощутительно присутствующая в валёрах почти всех его последних полотен. Усложненность этого зрения несколькими планами, — не в обычном зрительно-пространственном смысле, — а в смысле различных степеней напряженности, требующих соответствующей аккомодации зрения, — одна из характерных особенностей живописной «манеры» Фалька.

Абстрагированно-конкретная выразительность Фалька — специфически станковая

выразительность, исходящая только из своего материала и не знающая всевозможных вторичных моментов, которыми изобилует живопись его современников, так охотно интерпретировавших мотивы народного искусства, лубка вывески, местного колорита, различнейших живописных течений и манер и т. д. Настроенное на своеобразный живописный драматизм, это искусство органически не приемлет ничего лирического, интимного, «камерного». Его внятный и незапутанный, но крайне сгущенный язык с немалым трудом находит своего слушателя — свое адекватное восприятие. Ван-гоговская борьба осуществляется здесь в проявлениях, глубоко скрытых от зрителя, и лицо мастера ни разу не искажается ван-гоговской гримасой боли.

Тем не менее, это лицо, — как бы тщательно ни прятал Фальк свой собственный облик в черный плащ своего «Автопортрета» — в упор глядит на нас с каждой из работ последнего периода. «Необщее выражение» этого лица пусть истолковывается желающими и могущими угадывать. Но предельная четкость живописного рисунка, достигаемая исключительно станковыми средствами, через чисто станковый материал, без какого бы то ни было привлечения графических моментов, — остается для нас самым большим достижением этого живописца.

Приложение 6. А. Ветров [Д. Аркин]. Наша архитектура к 10-летию Октября[581]

Архитектурная история довоенной России оборвалась на «стиле модерн». Строительство остановилось на долгий ряд лет, пропустив мимо себя смену целых архитектурных эпох. Русское зодчество едва-едва успело выкарабкаться из объятий купеческого вкуса, создавшего в строительстве целый период московского «модерна», этого «изысканного» сочетания замоскворецкого самодурства и непереваренных уроков европейского архитектурного декаданса.

Быть может, наиболее характерным, классическим образцом архитектуры той поры является особняк б. Рябушинского на Мал. Никитской (ныне этот дом занят ВОКСом), где все цветы этого стиля «просвещенного» русского купечества собраны в один, поистине неподражаемый букет: здесь и лестница с гранитными перилами «под скалы», и люстры, свисающие как пещерные сталактиты, и обильная мозаика со стилизованными вытянутыми лилиями и другой растительной орнаментикой, и «причудливая» отделка дверей и окон, сочетающая минимум легкости и изящества с максимумом неудобства… Петербург раньше Москвы сумел (тоже с опозданием на полтора десятка лет против Европы) отделаться от соблазнов модерна. Зодчие «северной столицы» пытались утвердить для Петербурга классические образцы итальянского ренессанса, откровенно предпочитая стилизацию под прошлое самостоятельному творчеству.

«Самостоятельный» модерн и имитация архитектурных стилей прошлых эпох — дальше этого, в сущности, не пошла гражданская архитектура предреволюционной России.

Затем следует остановка на целое десятилетие. Строительство перестает жить, продолжается лишь лабораторная жизнь архитектуры как теоретической дисциплины. Гигантские задачи, которые выдвигает перед архитектурой новое общество, разрабатываются на… бумаге, тщетно ожидая своего воплощения в бетоне и камне.