Давший клятву

— Э-э… только не говори, что имеешь в виду твою…

— Нет. А ты что, ее себе представил? Ай-ай-ай, Каладин, ну и больное у тебя воображение.

Он вздохнул и кивком указал на моряков:

— А вот они ходят босиком. Заметила? Это как-то связано с медными линиями в палубе.

— Медь вибрирует, — сообщила Шаллан. — И они постоянно ее касаются. Я думаю, спрены могут как-то использовать ее для общения.

— Это бы объяснило, почему они мало разговаривают, — предположил Каладин. — Я ожидал, что они будут за нами наблюдать куда внимательнее. Похоже, мы их совсем не интересуем.

— И это странно, учитывая то, насколько интересна Азур.

— Погоди-ка. Только Азур?

— Да. В этом своем полированном нагруднике, с поразительной фигурой, с разговорами о поисках и странствиях по мирам. Она невыразимо загадочна.

— Это я загадочный.

— Раньше я так и считала. А потом выяснила, что ты не любишь хорошие каламбуры, — право слово, иной раз о человеке узнаешь слишком много.

Он крякнул:

— Постараюсь быть более загадочным. Займусь охотой за головами. — В желудке у него заурчало. — Наверное, начну с охоты на ужин.

Им обещали две трапезы в день, но, учитывая, сколько времени понадобилось Ико, чтобы вспомнить про воду, лучше спросить.

— Я пыталась измерить нашу скорость, — добавила Шаллан, пролистывая свой блокнот. Девушка просматривала страницу за страницей, и он видел, что наброски удивительным образом чередовались: мастерски исполненные сменялись до нелепости плохими.

Веденка пролистала альбом до карты этой части Шейдсмара, которую сама нарисовала. Алетийские реки теперь превратились в полуострова, а море Копий было островом, на его западной части располагался город Селебрант. Реки-полуострова означали, что кораблю, чтобы добраться до города, надо повернуть на запад. Путь судна был отмечен линией.

— Трудно оценить, но я предполагаю, что мы двигаемся быстрее, чем средний корабль в нашем мире. Тем более мы можем идти куда хотим, не беспокоясь о ветрах.

— Значит… еще два дня? — уточнил Каладин, разглядывая ее отметки.

— Более-менее. Продвигаемся быстро.

Он опустил пальцы к нижней части карты и спросил, постукивая по одной из ее отметок:

— Тайлен?

— Да. С этой стороны он будет на краю озера бусин. Можно предположить, что Клятвенные врата там окажутся платформой, как та, которую мы оставили в Холинаре. Но вот как их запустить…

— Я хочу попытаться. Шаллан, Далинар в опасности, и мы обязаны к нему попасть. Нам надо в Тайлен.

Девушка взглянула на Азур, которая настаивала, что это неверное направление.

— Каладин… я не знаю, можно ли доверять твоему видению. Опасно предполагать, что знаешь будущее…

— Я не видел будущего, — быстро возразил Каладин. — Все было по-другому. Я как будто летел по небу с Буреотцом. Просто я знаю… знаю, что мне надо к Далинару.

Шаллан все еще была настроена скептически. Возможно, он слишком эмоционально рассказал им о представлении, которое устроил смотритель маяка.

— Посмотрим, когда доберемся до Селебранта. — Девушка решительно закрыла альбом с картой и скривилась, осмотрев ограждение борта, к которому они прислонились. — Как думаешь, у них есть стулья? Эта изгородь не очень-то удобна.

— Полагаю, нет.

— А как вообще эта штука называется? — спросила Шаллан, постукивая по ограждению. — Палубная стена?

— Не сомневаюсь, они придумали какое-то непонятное морское словечко. На корабле у всего странные названия. Бакборт и штирборт вместо левого и правого борта. Камбуз вместо кухни. Досада вместо Шаллан.

— Я припоминаю одно слово… Парапет? Палубная ограда? Нет, фальшборт. Фальшборт — вот как это называется. — Она ухмыльнулась. — Уткнуться в фальшборт — досадное препятствие, но в конце концов я через него перемахну.

Он тихонько застонал:

— Точно?

— Это месть за то, что ты меня обзываешь.

— Обозвал. Всего один раз. И это была скорее констатация факта, чем объявление войны.

Она легонько ткнула его в плечо:

— Рада видеть, что ты улыбаешься.

— Это была улыбка?

— Каладиновская версия. В этом хмуром взгляде промелькнуло нечто веселое.

Внутри его что-то теплело, когда рядом была она. Все казалось правильным. Это было не так, как с Лараль, его мальчишеским увлечением. Или даже с Тарой, первой настоящей возлюбленной. Это было что-то другое, и он не мог определить что. Каладин лишь знал: он не хочет, чтобы оно прекращалось. Это отталкивало тьму.

— Там, на дне ущелий, — сказал он, — когда мы оба попали в ловушку, ты говорила о своей жизни. О… своем отце.

— Помню, — тихо подтвердила Шаллан. — Во тьме бури.

— Как ты это делаешь? Как ты продолжаешь улыбаться и смеяться? Как ты можешь не зацикливаться на ужасных вещах из прошлого?

— Я их прячу. У меня есть сверхъестественная способность заталкивать подальше все, о чем я не хочу думать. Хотя это… становится все труднее, но с большинством вещей я пока могу просто… — Она замолчала, устремив взгляд перед собой. — Ну вот. Нет ничего.

— Ух ты.

— Знаю, — прошептала она. — Я чокнутая.

— Нет. Нет, Шаллан! Я бы хотел так уметь.

Она посмотрела на него, сморщив лоб:

— Тогда ты чокнутый.