Даже если я упаду

Она даже не морщится и, стало быть, понимает, что мое возмущение носит чисто оборонительный характер.

– Хотела достать свою подушку.

– Просто отдай, ладно? – Я выставляю руку вперед. – И маме ничего не говори.

Лора опускает взгляд на одеяло.

– Мама его ненавидит, – тихо говорит она. – Единственная вещь из ее детства, иначе она бы позволила отцу сжечь этот хлам, когда он предлагал.

Старшая сестра мамы, живущая отшельницей, несколько лет назад прислала ей одеяло с запиской, в которой говорилось, что она больше не может держать его в своем доме и мама вольна делать с ним что угодно. В тот же день одеяло отправили на чердак, и с тех пор никто к нему не прикасался. Во всяком случае, пока я не принесла его к себе.

Я чувствую замешательство Лоры, но еще отчетливее вижу осуждение, застывшее в ее сжатых губах. Я скидываю полотенце с головы.

– Я просто смотрела на него, ясно? – Но избегаю ее взгляда, когда говорю это.

– Ты могла смотреть на него на чердаке. Если бы мама знала, что оно у тебя…

Я резко поворачиваюсь к ней.

– Но она не узнает. И я почему-то уверена, что у мамы и без того хватает проблем и беспокойства… – Я собиралась сказать «беспокойства о Джейсоне», но сдерживаюсь, когда вижу выражение паники, промелькнувшее на ее лице. Я смягчаю голос. – Она не узнает, хорошо? – Левое веко Лоры дергается, но она не сопротивляется, когда я вытягиваю одеяло из ее пальцев. Она встает и смотрит, как я складываю его и убираю обратно под кровать.

– Это не одно и то же, – шепчет она, обвивая себя руками. Ее нижняя губа дрожит, и, хотя взгляд блуждает, я могу сказать, что она больше не смотрит на меня. – То, что делаешь ты и что делаю я.

Все еще на коленях у кровати, я сглатываю комок в горле.

– И что мы делаем?

В ее вздернутом подбородке читается вызов, когда она снова фокусирует взгляд на мне.

– Ты пытаешься причинить ей боль, а я стараюсь этого не делать.

Губы Лоры все еще дрожат, да и мои вот-вот затрясутся. Что, по ее мнению, я делаю каждую субботу, пока она прячется здесь, за закрытой дверью своей комнаты? Если кто-то и делает маме больно, намеренно или нет, так только не я. Но я не могу это сказать, тем более сейчас, когда она впервые за год чуть ли не открылась мне.

– Знаешь, есть одна вещь, которую ты можешь сделать, чтобы она стала по-настоящему счастливой…

Она отступает на шаг, кровь приливает к ее щекам.

– Можешь начать с малого. Скажем, просто напишешь ему письмо…

– Слушай, так моя мама… Ой. Привет. – Мэгги влетает в комнату и замирает, когда замечает Лору и ее лицо в красных пятнах. – Я встретила твою маму на пробежке, когда подъезжала к дому, и она разрешила мне войти. – Ее взгляд мечется между мной и Лорой. – Может, мне подождать тебя внизу?

– Всего минутку, – говорю я, но Лора мотает головой.

– Нет, мы уже закончили. – Она поворачивается, чтобы проскользнуть мимо Мэгги в коридор.

– Лора, подожди. – Я хватаю Мэгги за руку и спешу за сестрой. – Я сейчас вернусь.

– Да, иди. Я побуду в твоей комнате.

Я останавливаюсь в коридоре, на полпути между моей комнатой и Мэгги и на полпути между Лорой и ее комнатой. Мне ужасно хочется пойти за сестрой, но я не могу оставить Мэгги одну в моей комнате. Слишком многое она может увидеть, появятся вопросы. Я даже стараюсь не приглашать ее к нам домой, что обычно получается. Мое лицо морщится, когда в следующее мгновение Лора хлопает дверью.

– Очень жаль, – произносит Мэгги у меня за спиной.

– Хм. – Я все еще смотрю на закрытую дверь комнаты Лоры, и на сердце у меня такая тяжесть, что кажется невозможным, чтобы оно еще билось.

– Эй, извини, что я так неожиданно. Моя мама в последнюю минуту решила подвезти меня, чтобы она могла познакомиться с твоей мамой. Думаю, мне следовало сначала позвонить.

– Наши мамы на улице? Разговаривают? – Мое свинцовое сердце пытается взорваться в груди, и я резко поворачиваюсь к ней. – Прямо сейчас?

Мэгги хмурится.

– Ну, нет. Они просто поздоровались, бла-бла-бла, приятно познакомиться и все такое. Моя мама не хотела отвлекать твою маму от пробежки. – Она хмурится еще сильнее. – А что?

Я с облегчением выдыхаю.

– Просто она не любит, когда я привожу кого-нибудь вот так, без предупреждения.

Мэгги вскидывает, а не хмурит брови.

– Ох. Вот откуда это у тебя – я имею в виду, твоя мама такая же щепетильная в отношении людей и мест?

Мой пульс все еще зашкаливает, поэтому я лишь киваю и возвращаюсь в свою комнату, останавливаюсь, чтобы поднять с пола оброненное полотенце.

– Она действительно казалась немного… – Мэгги пожимает плечами. – Не то чтобы грубой, но, скажу честно, пять минут общения с моей мамой – и ты узнаешь всю историю ее жизни. Твоя выглядела более сдержанной. Я просто подумала, что она запыхалась, но теперь понимаю, в чем дело. Во всяком случае, моя мама ничего не заметила… О, вау! Какая красота! – Она направляется прямиком к моей кровати в виде саней, инкрустированной полевыми цветами.

– Это папа сделал для меня. Все, что здесь из дерева, – его работа.

Мэгги кружится по комнате, и ее глаза распахиваются все шире.