Даже если я упаду

Я просыпаюсь с криком, застрявшим в горле, запутанная во влажных от пота простынях. А потом я начинаю метаться, отчаянно брыкаясь, чтобы освободить руки и ноги, едва не опрокидываю лампу, в панике пытаясь найти выключатель и зажечь свет, только чтобы убедиться, что простыни влажные не от крови.

Глава 17

Я не иду к дереву на следующий день из-за Хита. Не иду – и все тут. Моя смена начинается в пятницу в шесть, и Мэгги все утро занята с мамой. Я знаю, что сойду с ума, если останусь дома, а моей компанией окажется закрытая дверь спальни Лоры. К тому же у меня нет денег на бензин для поездки в Walmart или куда-нибудь еще.

Остается дерево у пруда Хэкмена. Даже если прошлой ночью шел дождь. Даже если это означает, что я там буду не одна.

Он сидит на нижней ветке, но встает, когда я подхожу ближе.

– Привет, – говорю я.

– Привет.

До меня не сразу, но доходит, что я смотрю на него и чувствую вовсе не боль, или, по крайней мере, не только боль. Впрочем, я не хочу заморачиваться, разбираясь, что это такое. Я опускаю голову и смотрю на траву. Ко мне возвращается недавний сон.

– Я не знала, что ты будешь здесь, – говорю я. Дождь зарядил лишь поздней ночью и шел почти до утра. Земля была еще влажной, когда я ступала по ней, оставляя неглубокие следы.

– Я тоже.

Но мы оба пришли.

– Я сегодня в вечернюю смену, но мне еще нужно встретиться со своей подругой Мэгги. – Я намеренно не уточняю время встречи на случай, если мне понадобится предлог, чтобы уйти. Мы с Мэгги собирались посмотреть несколько экранизаций молодежных книг, которые, как она уверяет, превратят меня в рыдающий комок – в хорошем смысле, – но мне все равно надо убить еще несколько часов, прежде чем я поеду к ней домой.

Влажный ветерок играет с подолом моего сарафана, норовя оголить бедра, и даже смахивает с плеча тонкую бретельку. Взгляд Хита не отпускает меня, следуя за движением моей руки, когда я поправляю бретельку, и я чувствую, как тепло приливает к коже. Он уводит взгляд в сторону, останавливаясь на мягко пульсирующей поверхности пруда Хэкмена, разбухшего от дождя.

– Хорошо. – Он произносит это с таким безразличием, что мне становится не по себе.

Я в замешательстве и начинаю гадать, что бы это значило.

Он хмурится, прежде чем переводит взгляд обратно на меня. Нас по-прежнему разделяет с десяток шагов.

– Да. Извини. Я не имел в виду, что мне все равно, здесь ты или нет. – Его взгляд хмурится, а потом, с видимым усилием, смягчается. – Я еще не знаю, как с тобой разговаривать. Ты не… – Он пристально смотрит на меня, и его брови сдвинуты, только на этот раз скорее озадаченно, чем сердито. – Ты не кто-нибудь.

Заявление туманное, но, пожалуй, я знаю, что он имеет в виду. С ним нельзя вести себя «по умолчанию». Это не тот парень, которому я могу улыбнуться в надежде, что он улыбнется в ответ. Я не пытаюсь произвести на него впечатление или оттолкнуть, и я не знаю, смогу ли подружиться с ним и захочется ли мне этого. Отпускать при нем шуточки – дико и неуместно, и все же я не хочу казаться мрачной и угрюмой. К тому же мы толком не знаем друг друга, и единственное, что нас связывает, – это общий опыт, который не дает нам спать по ночам.

Я решаюсь сделать первый шаг, в буквальном смысле, и, хотя он смотрит на меня несколько настороженно, агрессивности не выказывает. Я забираюсь на невысокую ветку, так что кончики пальцев ног касаются травы.

– А что у тебя? Ты работаешь? – спрашиваю я.

– В гастрономе Портера, на складе, но в основном по ночам.

Я срываю один из зеленых листочков, усеянных каплями воды, и растираю большими пальцами его гладкую восковую поверхность.

– Ночная смена?

– Если удается.

Я задумываюсь, а потом киваю, решив, что, наверное, тоже попрошусь в ночную смену. Меньше народу. Я тянусь за другим листочком, когда сам собой вырывается вопрос:

– Могу я кое о чем тебя спросить?

Хит возвращается на свое место в нескольких шагах от меня. Выражение его лица открытое, и он выжидающе смотрит на меня.

Я чуть ли не до дыр протерла лист, что держу в руках, и теперь разглядываю зеленый след на большом пальце.

– Ты говорил, что вы дома часто вспоминаете К… твоего брата…

– Кэла. Ты можешь называть его по имени.

Я не поднимаю глаз, но ровный голос Хита позволяет мне продолжить.

– Вы, ребята, много говорите о Кэле.

– Да.

– И у вас по-прежнему? Твоя семья… убита горем, но они такие же, как раньше, или стали другими?

Хит прислоняется к стволу дерева.

– Все пытаются быть прежними, но по большей части это выглядит фальшиво, как будто они притворяются, что все в порядке, несмотря на его уход, потому что с нами остались счастливые воспоминания, потому что мы можем помнить только хорошее. Но потом кто-нибудь вдруг ляпнет что-то не то, и как будто он снова умирает на наших глазах. Тогда единственное, что нам остается, это злость.

На коленях у меня растет груда истерзанных листьев.

– А как твоя сестра? – У него есть сестра, она гораздо старше; помню, я видела ее в зале суда. Она держалась стоически и не морщилась даже в самые страшные минуты.