Среди этих сытых и довольных жизнью людей, людей с определившейся судьбой и положением, Рибас ощущал себя чужаком. И который раз, как и при Чесме, в Петербурге, на Дунае, он задавал себе один вопрос, один и тот же вопрос: каково его значение в среде этих людей, зачем он здесь? И вопрос оставался без определенного ответа. Теплым осенним вечером, в прекрасном палаццо, в кругу блестящих офицеров он не мог даже сказать: что он будет делать завтра. Но никто из присутствующих не догадывался о его настроении и не мог предположить, что он встревожен и мучим неизвестностью. Перед собой они видели молодого человека с изящными манерами, смешливого, ценящего остроту. Когда захотели узнать его мнение о претендентке на престол, он не полез за словом в карман, рассмеялся и сказал:
– Все дочери булочников одинаковы. Рано или поздно они ставят в печь деликатные пироги. Одна беда: они не умеют управлять жаром, и пироги чаще всего пригорают.
В карты играли далеко за полночь, и Рибас неожиданно и ко времени выиграл тридцать червонцев. У себя в комнате он застал Сильвану. Она была чем-то раздосадована, не отвечала на его нежности и он догадался:
– Ты ездила в Ливорно?
– Да. Ведь ты сказал, что остановишься у Руджеро. Я только что вернулась.
– Прости. Но мое положение таково, что утром я не знаю, где окажусь ночью.
– Дела Руджеро плохи. Он хочет выдать меня замуж.
– Что же поделаешь.
– Тебя не было целых два года. Если бы ты приезжал чаще, Джузеппе.
– Прости. Я скажу тебе откровенно. Не нужно на это надеяться. Но если судьба распорядится так, что я останусь в Италии, мы будем видеться, но не больше.
– Молю деву Марию, чтобы судьба распорядилась именно так.
На следующий день в час пополудни Христинек позвал его к Орлову. Марк Войнович вошел в кабинет Алехо следом. Орлов встретил их в малиновом шлафроке.
– Тебе завтра на фрегате плыть к Паросу, – сказал, зевая, Орлов Войновичу. – Там на якоре стоит английское судно, а на нем живет любопытная персона женского пола. Приехала из Константинополя и надо же – целое судно для себя наняла. Живет широко. По тысяче пиастров платит корабельщику. Стало мне известно, что персона эта хочет увидеться со мной. Если она та самая Лизавета Вторая, употреби все средства, возьми ее и привези в Ливорно. А ты… – он обратился к Рибасу. – Скачи в Венецию. Из Рагузской республики туда вернулся князь Радзивилл. Князь из тех поляков, что нам неприятели. Конфедерат. А уж они, если знают о самозванке Таракановой, без внимания ее не оставят. В их кругу объявилась какая-то графиня Пиннеберг. Узнай: что она такое. Поможет тебе в розысках англичанин Монтегю. Найди его. Бумаги тебе приготовят.
У генеральс-адъютанта Рибас узнал, что бумаги будут готовы к завтрашнему утру, и решил съездить с Войновичем в Ливорно. Капитан торопился на рейд к русским кораблям, чтобы все подготовить перед отплытием. Они сели в экипаж, и два верховых, сопровождающих графа, резво подскакали к ним.
– Рибас-паша! – Крикнул один из верховых, и волонтер узнал старшего матроса со своего посыльного судна «Лазарь» турка Афанасия Кес-оглы. Второй верховой был Федор Флаганти, послушник с Периго. Улыбками, жестами, криками они приветствовали своего бывшего командира.
– Достопочтимый Рибас-паша, вы к нам, на фрегат?
Войнович и Рибас переглянулись.
– Нет, я еду к родственникам в Шотландию, – отвечал Рибас-паша. – А юнга Бицилли с вами?
–. Он служти у Грейга, – отвечал Флаганти.
Экипаж тронулся. Верховые сопровождали его.
– Как к вам попали мои молодцы, господин подполковник? – спросил Рибас.
– При Лагосе у меня были большие потери, – отвечал Войнович. – Ваши молодцы оказались у меня с пополнением.
В битве при Лагосе отряд капитана Войновича потопил шесть турецких судов, а три взял в плен.
– Поиски Таракановой я советую вам начать с газет, – сказал Войнович. – Мне говорили, что в них много писали о князе Радзивилле.
– Орлов не получает венецианские газеты?
– До появления самозванки в этом, видно, не было надобности.
Не успели проехать и версты, как экипаж догнал и остановил всадник, оказавшийся генеральс-адъютантом Христинеком.
– Его превосходительство гневается. Вам незачем ехать в Ливорно.
Простившись с Войновичем и бывшими подчиненными, Рибас вернулся в палаццо, поднялся к себе, написал письмо отцу, велел солдату позвать экономку и вручил Сильване письмо для отправки в Неаполь.