Де Рибас

Утром с постным выражением лица генеральс Христинек вручил волонтеру бумаги и кредитный лист с печатью Орлова в банк Дженкинса. В экипаже волонтера подвезли к почтовой станции в Пизе, и Рибас, по документам Лучано Фоджи, негоциант, нанял удобную коляску, и полетела за спину итальянская земля в осенних садах и рощах. Новоиспеченный негоциант Лучано Фоджи был грустен. Выслеживать какую-то авантюристку – это ли занятие для офицера, в мыслях истекающего кровью в славной римской когорте? Вместо патрицианских приемов, триумфальных арок – почтовая коляска ни шатко ни валко переваливала с холма на холм, спускалась в ущелья, дергалась на бревнах сельских мостов. «Может быть, все бросить, – думал он, – получить у отца часть наследства, купить цитронный сад и собирать свои триста тысяч померанцев в год, заняться торговлей…» Рибас усмехнулся: гипотетический негоциант Лучано Фоджи начал с места в карьер свою неожиданную материализацию.

7. Княжна Тараканова

1775

Через несколько дней он был в Венеции, остановился в гостинице «Голубая Адриатика» и у словоохотливого хозяина спросил старые газеты. Хозяин направил его в кофейный дом напротив, где вместе с кофе подавали любые газеты. К вечеру Рибас знал и мало, и много. Графиня Пиннеберг появилась в Венеции еще в мае. Князь Радзивилл приезжал к ней с блестящей свитой. Затем последовали балы, роскошные выезды, фейерверки, торжественные прогулки в гондолах. У графини, как восторженно писали газеты, была не просто свита, а двор с гофмаршалом и собственноручно утвержденными орденами. И, наконец, городская газета намекала, что графиня Пиннеберг тщательно скрывает, что она дочь бывшей русской императрицы Елизаветы. Восторг, обожание, удивление не замедлили последовать. Но главное: Елизавета Вторая, если это была она, жила в доме французского посланника! Если это так – дипломатия французского двора поддерживала претендентку на российский престол.

На следующий день негоциант Лучано Фоджи разговаривал с секретарем французской миссии о видах на урожай цитронов, а когда спросил: не запахнет ли вновь в доме посольства необыкновенной пудрой графини Пиннеберг, секретарь сказал:

– Мы от ее «пудры проветрили наши помещения навсегда.

– За что же такая немилость?

– Не понимаю вашего любопытства.

– Графиня щедра и не торгуется. Какой купец упустит такую покупательницу.

– Если вы хотите спать спокойно, ищите других покупателей, – сказал, хмурясь, секретарь.

Безуспешно Рибас разыскивал англичанина Монтегю, который в свое время переслал Орлову манифест и письмо самозванки. Ждать помощи было неоткуда. Два дня, потраченные на то, чтобы сблизиться с обитателями загородного дома, где остановился конфедерат Карл Радзивилл, прошли впустую. Дом напоминал крепость. Тех, кто ее осаждал, рассматривали в узкую дверную щель и говорили, что не принимают.

Крестьяне в траттории, куда зашел Рибас, ругались и обвиняли поляков в воровстве кур и индюков. Видно, денежные дела польской партии были неважны. На десятый день после отъезда из Пизы Рибас все еще не знал, каким образом выведать: в Венеции ли особа, именующая себя графиней Пиннеберг, но неожиданно гостиничные знакомства привели его в салон бывшего ливорнского негоцианта Уго Диаца, а точнее в салон его жены Сибиллы.

– Я собиралась писать Орлову, – сказала она, раскладывая пасьянс. – Но он так обошелся со мной…

Главнокомандующий дал ей отставку, не возложив на любовницу ни одного карата.

– Я не терплю общества женщин, – продолжала Сибилла, – но с Алиной я коротала время с удовольствием.

– С Алиной Пиннеберг?

– Да. Но она вовсе не Пиннеберг. Просто князь Лимбург снабдил ее документами на это имя.

– Князь Лимбург?

– Он владетельный государь графства Оберштейн.

Имена сыпались, как из рога изобилия. Итак, Алина, Элеонора, принцесса Арвская, принцесса Владимирская, графиня Пиннеберг, султанша с интимным прозвищем Али-бебе – как только не именовала себя в доме Уго Диаца соискательница русского престола. В том, что это именно она, сомнений не оставалось.

– Ребенком ее сослали в Сибирь и коварно отравили, – повествовала Сибилла. – Но знахарка спасла ей жизнь болотными травами. Правда, Алина с тех пор очень мило косит, но и это ей чрезвычайно идет. Из Сибири отец отправил ее в Персию, к шаху. Конечно же, этот государь предложил ей сделаться шахиней. Но она набожна и не отреклась от Христа. Переоделась в мужское платье, объездила всю Европу, присматривая: где бы купить подходящее графство. Князь Лимбург страстно добивался ее руки.

– Она купила у него графство Оберштейн, – кивнул Уго Диац.

– И тут же заложила его, чтобы иметь наличные средства.

– Средства эти она переправила своему брату маркизу Пугачеву, – добавил муж.

– Пугачев – генерал, оратор и очень хороший математик, – сказала жена.

– Его предначертания: освободить народы из хижин Сибири, – заявил муж.

– Герцог Ларошфуко сказал, что головку Алины превосходно украсит русская корона, – улыбнулась Сибилла.

– Сейчас она в Венеции?