— Мне так хочется к тебе, мой голубчик, сейчас же впусти меня!
Сезиджер был так же не в состоянии отказаться сжать маленькие ручки, как, например, летать по воздуху. Он протянул ей жесткую узловатую руку, и девочка легко вскочила в комнату. Не прошло и минуты, как Дороти уже сидела у старика на коленях. По лицу деда было заметно, что у него на душе какая-то печаль. В течение своей короткой жизни девочка видела много горестей и привыкла распознавать выражение грусти. Она получше устроилась на коленях, потом прижала щечку к старой щеке и нежно проговорила:
— У тебя на лице новые морщинки. Что случилось?
— Скажи, моя маленькая, говорить тебе все сразу или мало-помалу?
— Пожалуйста, говори все как есть, дедуля. Я привыкла к ударам.
— Ну, хорошо. Твой Бенни умер.
Минуты две Дороти молчала. Она не шелохнулась, не вздрогнула и сидела как каменная. Когда она наконец подняла глаза на деда, в них не было ни слезинки.
— Как он умер?
— Собака, отвратительное создание… Я отослал ее из усадьбы. Яп, собака Петерса, поймала бедного маленького зверька и прежде, чем я успел защитить Бенни, задушила его… Я не знаю, чего бы я не отдал, чтобы он снова ожил.
— Он никогда не будет больше настораживать ушки, — прошептала Дороти. — Он был такой мягонький, пушистый и… я любила его. Мы оба его любили, правда, дедуля?
— Дитя мое, я очень виноват. Ты поручила его мне, а я не усмотрел, и он погиб. Несчастный случай…
Дороти сидела тихо. После долгого молчания она произнесла:
— Случаи часто бывают виноваты.
— Что ты хочешь сказать, моя девочка?
— Случай убил моего папочку. Теперь он на небе; на небе и мамочка, и мой Бенни.
Грудь сэра Роджера сдавила нестерпимая боль, в горле стоял ком.
— Дороти, дорогая…
— Что, дедушка?
— Я достану тебе нового кролика.
— Мне не нужно другого. Ведь он же остался у меня: мой красавчик на небе, — Дороти глубоко вздохнула. — Обними меня покрепче, хорошо? Посидим так вместе. Бедный дедуля, ты тоже потерял его. Ты не должен слишком печалиться, потому что нам обоим грустно. Мы часто будем говорить о нем, когда останемся одни и никого не будет поблизости. Мы будем вспоминать, какая у него была тепленькая шерстка, как уморительно он умывался лапками, какие у него были смешные ушки, и будем представлять, как мы с ним встретимся, когда вместе уйдем на небо.
— Лучше бы ты плакала, моя детка.
— Я не плачу о таких вещах, — Дороти тихонько покачала кудрявой головкой. — Ведь он не погиб, а просто ушел. Бидди Мак-Кен так говорила о папе и маме.
Старый сэр Роджер с изумлением смотрел на маленькую Дороти и не находил слов, ему нечего было сказать этому ребенку.
Дороти казалось, что дед опечален гибелью кролика, которого любил, и потому усилием воли сдерживала собственное горе. В этот вечер, за ужином, она была особенно нежна со стариком, совсем не резвилась, не бегала, все ласкала его и сидела на коленях. Потом она принялась развлекать дедушку, рассказывая обо всем, что делала днем, после ленча.
— Я видела мистера Как-меня-зовут, — сказала Дороти.
— Кто это?
— Дедуля, дорогой, ты же его знаешь! Вспомни, я приводила этого господина к тебе в кабинет. Сперва ты был не слишком доволен, а потом обрадовался. Я тебе признаюсь, только пообещай, что не рассердишься: я чуточку, самую чуточку, полюбила мистера Как-меня-зовут.
— Неужели ты говоришь о грубом фермере, который на днях был у меня в кабинете?
— Дороти, — вмешалась мисс Доротея, пытаясь избежать скользкой темы в разговоре. — Уж поздно, тебе давно следовало бы идти спать.
— Не хочется, — отмахнулась Дороти.
— Дай ей посидеть немного, Доротея. Ты постоянно стараешься увести ее от меня, — ревниво заметил сэр Роджер. — Ты ее видишь гораздо больше, чем я.
— Но ведь ты сам приказал мне давать ей уроки, — оправдывалась мисс Доротея. — Я забочусь о ее платьях. Мне приходится беспокоиться о ней, а ты имеешь возможность просто наслаждаться ее обществом.
Дороти соскользнула с колен деда, подошла к тетке и поцеловала ее.
— Ты так устала после нашей долгой прогулки, и это немудрено, потому что такая старая дама, как ты, не должна ходить так далеко.
— Где же ты была, Доротея? — спросил сэр Роджер.
Но тетушка Доротея уже выбежала из гостиной. Ее лицо пылало, она отлично сознавала, что, останься она в комнате, Дороти опять начнет допытываться о припадках, а вынести этого мисс Сезиджер уже не могла. Дороти медленно вернулась к деду.
— Она такая печальная, несчастная. Может быть, мы с тобой могли бы постараться сделать ее счастливее.
— Что ты говоришь? Моя дочь Доротея несчастна? — непонимающе переспросил сэр Роджер. — Этого не может быть, у нее нет никаких забот.
— Она сказала, что всегда жила с заботами и печалями.
— Пустяки, дитя мое, какие пустяки.
— Она сказала, — продолжала Дороти, — что по-настоящему глубоко любила только одного человека — моего папочку.
Лицо старика потемнело.
— Не будем больше спорить о тете. Лучше поговорим о тебе самой. Ты очень необычная девочка, но мне с тобой удивительно хорошо.
— Я знаю, дедуля, — кивнула Дороти.