Дедушка-именинник

— Да ужъ обсуждай или не обсуждай, а если задумалъ старикъ, то его ничмъ не остановишь, отвчалъ Алексй. — Безполезно.

— Нтъ, отчего-же? Дтей отпустимъ домой, а сами къ Наташ,- говорилъ Анисимъ. — Можетъ быть, поршимъ, что лучше самимъ спросить обо всемъ этомъ у старика.

— Ну, что-жъ? Ну, онъ и отвтитъ. А дальше что? — спрашивалъ Андрей. — Узнаетъ о сборищ, подумаетъ, что противъ него что-то замышляютъ — возьметъ да и лишитъ всего. Я домой ду. Я къ вамъ, Василій Павлычъ, лучше потомъ пріду.

— И я не поду. Я домой… — ршилъ Алексй.

— Ну, какъ хотите. А право, не мшало-бы всмъ старшимъ родственникамъ ушки вкуп похлебать, — стоялъ на своемъ мужъ Наташи.

Но старикъ Валовановъ нсколько и самъ поднялъ завсу, когда дти и внуки его начали разъзжаться по домамъ и отыскивать свои шапки.

— Постойте… Не уходите… Я кое-что хочу сказать вамъ, — остановилъ онъ дочь Варвару Ивановну, когда та подошла проститься съ нимъ и поцловала у него руку. — Погоди, Алексй… И ты, Андрей, погоди. Прислушайте… Положи, Анисимъ, шапку. Наташа! Гд ты? Иди сюда на минутку. Младшіе можете не слушать. Я только старшимъ… Егоръ Егорычъ не свой здсь, но онъ больше чмъ свой. Онъ можетъ слушать. Да онъ ужъ и знаетъ все это. Ему, какъ главному управляющему, все извстно.

— Если желаете, многоуважаемый Иванъ Анисимычъ, такъ я могу и удалиться, — сказалъ архитекторъ Штрикъ, посасывая сигару.

— Сиди, сиди…

Посл такого вступленія старикъ, наконецъ, началъ:

— Я написалъ духовное завщаніе на-дняхъ. Было у меня раньше оно написано, но нынче я измнилъ его. Дабы посл моей смерти оно не было для моихъ наслдниковъ неожиданнымъ, я хочу познакомить ихъ съ моимъ духовнымъ завщаніемъ. Васъ, то есть, мои сыны и дочери.

Сыновья, дочери и внуки внимали. Тишина была полная. Слышно было даже, какъ соплъ носомъ толстый мужъ Наташи, какъ урчало въ желудк у сына Алекся.

— Ни отъ дда, ни отъ покойнаго отца моего, да и ни отъ кого я не унаслдовалъ ни ломанаго гроша, — продолжалъ старикъ. — Въ Петербургъ привезенъ былъ въ торговую науку даже въ чужомъ полушубк, на тычкахъ и на хозяйскихъ затрещинахъ выросъ, но все-таки выбился въ люди, свое дло завелъ, васъ воспиталъ и всхъ васъ на ноги поставилъ, а затмъ, грошикъ къ грошику приколачивая, и капиталъ образовалъ. Да-съ… Блудно деньги не швырялъ, въ лишнемъ себ отказывалъ, баловствомъ не занимался, держалъ себя въ аккурат, и вотъ теперь ужъ Богъ меня благословилъ. Кое-что имю… хорошо прикопилъ, не скрываю. Ну, такъ вотъ-съ… разсуждая такимъ манеромъ, я теперь предполагаю… Вдь опытъ, я то опыту говорю… И вотъ я такъ разсуждаю, что и сыны мои могли-бы точно также себ накопить капиталецъ, какъ и я накопилъ. Можетъ быть, даже и накопятъ, время еще не ушло, когда перестанутъ надяться на полученіе папенькиныхъ капиталовъ. А потому я, милые мои дти, сегодня объявляю, чтобъ вы не очень-то надялись на полученіе моихъ капиталовъ посл моей смерти. Кое-что по духовному моему завщанію каждому изъ васъ будетъ опредлено… Только кое-что, сыны мои и дочки, нарочно повторяю вамъ… Но милліоны мои, о которыхъ вы денно и нощно, можетъ быть, грезите, пойдутъ на богоугодныя дла. Хочу себ памятникъ воздвигнуть посл моей смерти… Памятникъ… И вотъ этотъ-то памятникъ будетъ: пріютъ для сирыхъ, богадльня для старыхъ и неимущихъ… И кром того, тамъ многое будетъ, о чемъ вы потомъ узнаете, потомъ. Но будутъ и два отдльныя училища: коммерческое и ремесленное… Вотъ на вс почти деньги, по моему духовному завщанію, и будетъ мн сооруженъ такой вчный памятникъ, про который я говорю. Говорю я это потому, чтобъ посл моей смерти никакихъ дрязгъ и никакихъ судбищъ не было. А то читаешь газеты и видишь, что это нынче въ мод. Какъ кто на благотворительное дло свое кровное добро отказываетъ — сейчасъ наслдники въ судъ лзутъ. — «Неправильное, ложно, не по закону, старикъ былъ не въ своемъ ум». Такъ чтобъ ничего этого не было посл моей смерти. Все въ духовной правильно, и я въ своемъ ум. Богъ мн послалъ капиталы — на божье дло я ихъ и отдаю. Поняли? — спросилъ старикъ Валовановъ и умолкъ.

Въ отвтъ ему никто не проронилъ ни слова. Вс подходили къ нему и прощались. Квартира старика мало-по-малу опустла.

Пріемъ и завтракъ у ддушки-именинника кончился.

— Трифонъ! — кричалъ ддушка Валовановъ. — Халатъ бличій подай!

Онъ сталъ переодваться.

1903