Дегустатор боли (СИ)

Еще никогда я так не уплетал еду за обе щеки: мягкое пюре, почти воздушное, рагу из свежих овощей, тушеное мясо в каком-то безумно вкусном соусе… Настоящее блаженство! Я, наверное, даже не успевал жевать, а просто глотал, боясь, что у меня отнимут эти кулинарные шедевры. Саманта умилялась и бросалась добрыми, шутливыми комментариями; Моника же слабо улыбалась и искоса наблюдала за мной. Сама она почти не кушала, лениво тыкая вилкой салат из брокколи и сыра, и не спеша попивала свежезаваренный черный чай.

— Помнишь, я говорил тебе, что ты чудно готовишь? — я глянул на девушку, подмигнув ей. — В который раз убеждаюсь в этом. Из тебя бы вышел отличный повар.

— Спасибо, — Мон опустила глаза.

Раздался звонок в дверь. Мы втроем удивленно переглянулись — никто не ждал гостей, никто не знал, кого нечистый принес. Как единственный мужчина в доме, я вызвался открыть дверь. Поначалу я подумал, что это Джеймс, но Саманта сказала, что он обещал приехать попозже. Тогда я удивился еще больше.

Отряхнувшись, я встал из-за стола, вышел в коридор и, мягко говоря, охерел… На пороге стоял Ричард. Он выглядел таким же побитым, как и я, только чуток больше — у него на носу красовался пластырь. Я моментально напрягся и готов был озвереть. У него хватило совести заявиться сюда?! Ублюдок недоделанный…

— Тебе чего? — спросил я так грубо, как только мог. — За добавкой пришел?

— Нет, я пришел извиниться перед тобой и Моникой. Вчера вышла глупая ситуация… Я был неправ.

— В зад себе засунь свои извинения, они никому не нужны. Ты не представляешь, как мне хочется размазать тебя по стенке, но… — я обернулся и посмотрел на Монику и Саманту, которые притихли и с удивленным видом наблюдали за происходящим, — ради милых дам я, пожалуй, сдержусь.

— Тэхен, верно? — Ричард словно проигнорировал мои слова и активно шел на контакт. — Слушай, я понимаю, что натворил дерьма, и хочу извиниться. Давай не будем усугублять?

«Давай не будем усугублять»? Он серьезно? Я прямым текстом послал его, выразив всю свою неприязнь, а этот козлина все еще пытается сделать вид, будто ничего не было, и хочет примирения. Дохуя хочет! Я едва сдерживался, чтобы не врезать Ричарду по морде, но устраивать драку в доме при Монике и ее матери мне хотелось меньше всего. Я мог бы, конечно, вытащить его на улицу и устроить разборки там, но женщины вылетели бы следом, не оставив без внимания мордобой.

— Ты совсем тупой? Проваливай, пока я не врезал тебе, голубок, — я был настроен негативно и всем своим видом показывал, как мерзко мне находиться в обществе этого Ричарда.

— Тэхен… Последний раз прошу. Я не хочу оставаться врагами и пришел со всем уважением помириться, — Ричард протянул мне руку.

Сначала я посмотрел на его руку, которую надо было пожать, затем на него самого и, не проронив ни слова, захлопнул дверь прямо перед носом придурка. Крайне неуважительно с моей стороны, но справедливо. Этот мудак пытался изнасиловать Монику, побил меня и думает, что сказав простое «извини», загладит вину? Не так-то просто, дорогой Ричард.

— Ты еще пожалеешь об этом, Тэхен! — крикнул он уже за дверью.

Я, кажется, даже не расслышал этих слов и спокойно вернулся за стол. Моника сидела с опущенными глазами, Саманта же явно ждала объяснений. Она не знала, кто этот парень, не понимала, зачем он пришел, зачем извинялся и почему я был с ним так груб. Объяснять, что Ричард грязно облапал ее дочь и ввязался в драку со мной, не хотелось, но и молчать я не мог.

— Ничего серьезного, — я попытался с улыбкой успокоить Саманту. — Повздорили чуток с парнишкой.. Всякое бывает.

— А причем тут моя дочь?

— Он полез не туда, куда стоит, и я доступным языком объяснил, что так делать нельзя, — я с самым умиротворенным видом доложил себе салат и окинул взглядом милых дам. — Кому-нибудь добавки?

***

Перед сном я, как обычно, лежал в своей кровати и читал книгу. Уж больно завлекла меня история гениального ученого Фауста и Мефистофеля. Я фантазировал, за что бы сам смог продать душу, будь у меня такая возможность. Как я рассуждал ранее, мне хотелось бы много-много денег: я бы покупал все, что душе и телу угодно, перевез бы Монику из Ливерпуля в Лондон, обзавелся бы квартирой, машиной, не учился бы и не работал. Вот это была бы жизнь… Только из-за своего тщеславия я совсем забыл о таких важных вещах, как простое человеческое счастье, здоровье и последнее, что может спасти это прогнивший мир, — чистая любовь.

Любовь мне не была нужна, со здоровьем был полный порядок, ну а счастье я находил в таких вещах, как выпивка, вечеринки, девчонки и полная свобода от обязательств. Как же я ошибался… Тогда я еще не подозревал, что только светлая любовь смогла бы изменить меня в лучшую сторону, что важнее здоровья нет ничего на свете и счастье не в алкоголе и доступных девицах, а в том, чтобы жить в гармонии с собой и окружающим миром, делать что-то хорошее, чтобы очищаться изнутри, помогать людям и не сеять зло. Я понял это слишком поздно, ну а в те минуты, когда я лежал с книжкой в руках, я думал совсем иначе.