Деяния святых Апостолов

Рассказ Луки о том, что произошло в Филиппах, очень точно отображает ситуацию в римской колонии. Хозяева служанки поволокли Павла и Силу в agora, которая являлась не только рыночной площадью, но и центром общественной и политической жизни города (19). Там они отвели их в городской магистрат, то есть к двум praetors [332]

, выполнявшим функцию судей в римских колониях. В обвинении, предъявленном миссионерам, прозвучало, что сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город и проповедуют обычаи, которых нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять (20). Обвинение в возмущении спокойствия и навязывании чужой религии были серьезными. «Официально римский гражданин не может исповедовать чужой культ, который не получил публичной санкции государства, но, как правило, он мог исполнять любые ритуалы, пока его культ не нарушал каким–нибудь образом законов и традиций римской жизни, т. е. пока не становился политическим или гражданским преступлением» (20—21)[333]. Хозяева рабыни были умны. Они не только скрыли истинную причину своего негодования, которая фактически являлась причиной финансового характера, но также представили свое официальное обвинение против миссионеров «в таких терминах, которые скрытно возбуждали антисемитские настроения людей» («сии люди, будучи Иудеями»), их расовую гордыню («нам, Римлянам») и таким образом «разожгли пламя фанатизма» [334].

Тогда народ также восстал на них,

а преторы велели раздеть и бить миссионеров, давши им много ударов (22–23). Это было жестокое наказание, может быть, первое из тех, о которых Павел упоминал впоследствии (2 Кор. 11:23,25). После этого их ввергли в темницу, приказавши темничному стражу крепко стеречь их (23). Поэтому страж ввергнул их во внутреннюю темницу и ноги их забил в колоjy (24). Но не чудесно ли, что испытывая боль в ногах, исполосованных спинах и ноющих суставах, около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали Бога.

Из их уст вырывались не стоны, а песни, восхваляющие Бога. Вместо того чтобы проклинать людей, они благословляли Бога. Неудивительно, что узники же слушали их (25).

Но вдруг сделалось великое землетрясение, так–что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели (26), а стражник проснулся. Увидев двери тюрьмы открытыми, вообразив, что заключенные разбежались, он готов был покончить с собой (27), потому что в случае побега заключенных ему бы пришлось отвечать за них. Но тут Павел крикнул ему не делать этого, потому что все заключенные были на месте (28). Хенчен говорит об этом эпизоде, как о целом «комплексе невероятностей» [335]. Так оно и должно казаться тем, кто подходит к этому рассказу скептически.

Но если смотреть глазами человека, который верует в милосердного и всемогущего Бога, то можно видеть, как Он действует везде и повсюду во имя добра, в данном случае — ради обращения стражника и освобождения миссионеров. Осознавая свою греховность, стражник в трепете припал к Павлу и Силе

и спросил: что мне делать, чтобы спастись? (29–30). Может быть, он слышал об одержимой служанке, которая кричала о «пути спасения», а может, просто высказал то, что было у него на сердце. Как бы то ни было, миссионеры ответили, что он должен лично довериться Господу Иисусу, и тогда он спасется — и он, и весь его дом (31). Затем они проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его, таким образом открывая путь спасения (32). Он не только уверовал, но и покаялся. Во свидетельство своего покаяния он омыл раны их, и немедленно после этого крестился сам и все домашние его в водоеме или источнике во дворе тюрьмы, а может быть, использовав те же сосуды с водой, из которых обмывал им раны (33). Как сказал об этом Златоуст, омовение было взаимным: «он омыл их и был омыт сам; он омывал их (т. е. миссионеров) раны, а они смыли с него его грехи» [336].