Дейр

Однажды утром, когда они в поисках съестного зашли на одну из заброшенных ферм, они обнаружили там перкунского дезертира. Это был гигант с гладкими черными волосами и широким лицом.

Один из блодландцев, Эльфед Геро, допросил этого человека на перкунском языке. Гигант принадлежал к национальному меньшинству, называемому кинукинук, звали его Квазинд. Он рассказал, что вступил в пререкания с офицером и за это должен был предстать перед трибуналом, но вместо этого предпочел сбежать. Теперь он хотел пробраться через границу в Итскапинтик.

Весь этот день и весь следующий группа, к которой теперь присоединился и Квазинд, брела на север. Местность казалась безлюдной, а война нереальной и далекой. Но на утро следующего дня они проснулись от гула множества моторов. Ту Хокс проскользнул к обочине и выглянул на дорогу, которая проходила у подножия холма метрах в четырехстах от них. Колонна броневиков и грузовиков с прицепными орудиями катила на юг. Все машины были выкрашены в темно-синий цвет, на бортах у них были красные полосы. На их дверцах красовалась эмблема — черный медведь на золотистом фоне.

— Итскапинтик, — сказала Ильмика позади него. — Они направляются в Готинозонию. Некоторое время назад нам стало известно, что Перкуния вынудила эту страну заключить с ней союз. За это Итскапинтик должен получить северную часть Готинозонии.

Ту Хокс наблюдал за потоком машин. Вслед за броневиками и артиллерией потянулись отряды снабжения и машины с сидящей в их кузовах пехотой. Потом снова пошли бронемашины. Лица солдат были скрыты круглыми шлемами.

Колонна не прерывалась. Беглецы наблюдали за ней, сменяя друг друга. Они не отваживались высовываться из своего укрытия, потому что повсюду шныряли патрули. Только вечером они отправились дальше.

На следующий день они укрылись в старом сарае с просевшей крышей, который они сочли вполне надежным укрытием. Однако, когда вечером они снова хотели отправиться в путь, они обнаружили, что сарай окружен.

Семь полицейских Итскапинтика приблизились к ветхому дощатому строению с трех сторон и, взяв ружья наизготовку, вынудили беглецов выйти наружу, а потом разоружили их. Затем им всем связали руки. Малорослый молодой парень, очевидно, сын крестьянина, который привел полицейских, гордо стоял поблизости.

Командир отряда, плотный темноволосый мужчина с широким ртом и крупными, выступающими вперед зубами, усмехаясь, повернулся к Ильмике. Он взял ее за подбородок, потом обхватил за поясницу и бросил на траву. Связанные пленники ничего не могли сделать, они лишь беспомощно смотрели на то, что происходит.

О’Брайен, побледнев, вдруг фыркнул и бросился вперед. Командир отряда, навалившийся было на Ильмику, услышал предупреждающий крик одного из своих людей, поднял голову и оглянулся через плечо. О’Брайен взвился в воздух и носками сапог изо всей силы обрушился на его подбородок. Что-то хрустнуло, словно переломили деревянную палку. Командир откатился от своей жертвы и остался неподвижно лежать на траве.

О’Брайен с маху брякнулся на спину, и на его связанные руки пришлась основная сила удара. Он заревел от боли, перевернулся и попытался встать. Приклад ружья ударил его по затылку, и О’Брайен снова запрокинулся. Полицейский, ударивший его, перевернул ружье, приставил дуло к затылку О’Брайена и нажал спуск. Ирландец вытянулся, слабо вздрогнул и затих.

Командир отряда тоже был мертв; удар двумя ногами сломал ему шейные позвонки и челюсть. Полицейские начали яростно избивать пленников. Ту Хокса двинули по спине прикладом ружья, и он упал. Полицейский сапог ткнул его в ребро и в живот. Следующий удар пришелся по его голове, и он потерял сознание.

Полицейские, выместив, наконец, ярость на пленниках, оставили свои жертвы, собрались вокруг мертвого командира и завели какой-то разговор. Одни пленники стонали и охали, другие лежали тихо и неподвижно. Геро, которого избили особенно жестоко, рвало.

Ту Хокс пришел в себя, но потребовалось некоторое время, пока он обрел способность мыслить четко и ясно. Голова его болела так, словно кто-то запустил в нее раскаленные когти и разрывал ими мозг, а тело казалось ему самому огромной кровоточащей раной. С течением времени он понял, почему О’Брайен пошел на такой самоубийственный поступок. С тех пор как сержант узнал, что он навсегда оторван от родины, он медленно умирал. Глубокая скорбь наполнила все его существо, неутихающая печаль гасила его волю к жизни. Таким образом, он умышленно пошел на смерть. Для других его порыв выглядел как мужественный и рыцарский поступок, а не как самоубийство. Однако Ту Хокс хорошо знал своего друга.

Поступок О’Брайена не был напрасным. Он отвлек внимание полицейских от девушки. Теперь вооруженные люди пинками и ударами прикладов подняли пленников на ноги и загнали их на борт грузовика, подъехавшего к ним. Их везли десять часов, не давая им ни еды, ни питья. Наконец они оказались в военном лагере и их поместили в усиленно охраняемый барак. Им дали воды, черствого черного хлеба и вонючий суп с двумя-тремя кусочками жесткой жилистой говядины.