Дейр

— Я не так наивен, и я не оторван от реальности, — возразил он. — Здесь, как вы видите, положение совсем другое. Не только потому, что здесь нет Америки. Перкуния, как вы видите, гораздо сильнее, чем Германия на нашей Земле. Она больше по площади, и ее технология и военный потенциал ставят ее над всеми другими государствами. А с нами обоими она еще больше уйдет вперед. Но надо сделать еще много, у нас море работы. Нужно время, чтобы создать новейшие установки для выработки особой стали и переработки бокситов в алюминий. Нужно найти месторождения бокситов и решить проблему их транспортировки. Нужно разработать производство синтетической резины. Для всех новых заводов необходимо оборудование и механизмы, а их нельзя изготовить без чертежей и огромного управленческого и конструкторского аппарата. Нужно обучить и подготовить тысячи и тысячи человек.

Это невероятно трудное задание — вызов нам обоим. Но все трудности будут преодолены, и именно нам предстоит осуществить технологический прорыв. Мы будем очень, очень важными людьми, Роджер Ту Хокс. Вы будете великим человеком, могущественным и богатым, более могущественным и богатым, чем вы можете это себе представить. — Раске встал, подошел к Ту Хоксу и положил руку ему на плечо. — Я не знаю, чего вы хотите и соблазняет вас эта перспектива или нет. Со временем я это узнаю. А пока мы будем работать вместе, и как можно лучше. И не забывайте, что мы с вами создаем свое будущее.

Он подошел к двери, потом еще раз задержался.

— Спите, Роджер. Завтра утром вы примете ванну, а я обеспечу вас новой одеждой. Потом за работу! А когда вы устанете, подумайте о том, какую выгоду принесут вам ваши усилия. До свидания!

— До свидания, — сказал Ту Хокс вслед Раске, затем встал и пошел в спальню. Кровать была огромная, на четырех ножках, с шелковым покрывалом. Он откинул его, бросился на мягкие подушки и натянул на себя пуховое одеяло. Он должен был признать, что предложение Раске было весьма привлекательно.

Ну а почему бы и нет? На Земле эта страна была для него такой же, как и все прочие. Ни одной из них он ничем не был обязан. Даже люди, которые были рядом с ним и которых он немного узнал, пытали его, а потом упрятали в сумасшедший дом.

В приоткрытой двери показалось широкое темное лицо Квазинда. Он спросил, можно ли ему поговорить с Ту Хоксом. Ту Хокс знаком предложил ему сесть на край постели, но кинукикук остался стоять.

— Я не могу понять язык, на котором говорили вы с Раске, — сказал он. — Мне позволено будет спросить вас, о чем шла речь?

— Не говори как раб, — сказал Ту Хокс. — Ты должен играть роль моего слуги, если ты хочешь жить, но это не значит, что мы не можем говорить друг с другом как человек с человеком, когда мы остаемся одни. — Он тщательно обыскал комнату в поисках подслушивающих устройств и ничего не нашел. Это, правда, не значило, что в стене нет отверстия для подслушивания. Он позвал:

— Иди же, Квазинд, садись на край постели и давай поговорим тихо и спокойно.

Он вкратце пересказал ему свою беседу с немцем. Квазинд долго молчал, задумчиво сведя свои густые брови.

— То, что сказал этот человек, — правда, — произнес он наконец. — Вы можете стать великим человеком. Но когда война кончится и вы будете не нужны, что тогда? Вашим недоброжелателям будет легко навлечь на вас подозрения, очернить вас и отобрать у вас ваше звание и положение в обществе.

— В высших кругах так, конечно, и планируют, — ответил Ту Хокс. — Но у тебя, мне кажется, что-то еще на уме, ты хочешь еще что-то мне сказать.

— Эти люди пытаются превратить всю Европу в Перкунию, — сказал Квазинд. — Однажды обнаружится, что остался только один, перкунский, язык. Знамена других наций будут сожжены, их история предана забвению. Тогда каждый ребенок в Европе будет считать себя перкунцем, а не иберцем, блодландцем, аикхивиром.

— А что мы можем с этим поделать? Может быть, так даже лучше. Не будет больше никаких национальных разногласий, никаких войн.

— Вы говорите, как один из них.

— Я не один из них, — возразил Ту Хокс. — Но их цели разумны и логичны. Может быть, мне не нравятся они сами. Но какова же альтернатива? Может быть, у Блодландии цели лучше? Разве кинуки-нук не уничтожают своих извечных врагов, итскапинтик и готинозонцев, как только появляется такая возможность? Разве Блодландия не стремится к господству над другими странами? Разве Аикхивия не ждет удобного случая возродить свою распавшуюся давным-давно империю жестокости?

— Вы сказали мне, что выступаете за полное равноправие всех рас и народов. Вы сказали, что с людьми, у которых черная и коричневая кожа, в этой… этой вашей Америке все еще обращаются как с презренными рабами, хотя рабство в вашем мире давным-давно отменено и все порядочные люди на вашей Земле борются за то, чтобы дать им всем равные права со всеми остальными людьми. Вы сказали…

— Но ведь ты хочешь сказать мне что-то еще, — прервал его Ту Хокс. — Ты расспрашиваешь меня, потому что не уверен, можно мне сказать это или нет. Верно?

— Вы видите меня насквозь и читаете мои мысли.