Потому, что той же ночью начались сны, и жизнь ее разительно переменилась.
Впрочем, не у нее одной.
Интерлюдия вторая.
Пыль. Тишина. Вокруг пьяно кружатся галактики, а снизу овевает бледно-голубой свет Земли. В белесом этом отсвете белая маска клоуна смотрится чуть ли не страшнее, чем «лицо» жницы. Все молчат и глядят вниз.
Поэт: Ну вот… дождались.
Клоун: бывает и хуже.
Поэт: Куда уж хуже. Ты только глянь на это!
Клоун: А что?
Улыбается дурашливой улыбочкой. Видно, что он так к ней привык, что лицо его совершенно не отражает творящуюся внутри бурю чувств. Глаза поблескивают, отражая звезды.
Поэт: Не вышло… я так и знал. Все этот дом, проклятый…
Клоун: Ну, положим, с картиной было забавно и…
Поэт: И надо ж так случиться – в нашу смену!!! И эти семь – ну посмотри на них, что видишь ты?
Клоун: Семь идиотов. Они смешные, так как любят жизнь. Амбиций море – славно копошатся! А!?
Поэт: Собачник, весь обросший шерстью, что любит золото, а выше – чокнутый маньяк, отброс высоких технологий и этот…
Клоун: Просто Отброс!
Поэт: Любитель хомячков… юннат, давно не юный! Да главпочтамт ходячий с толстой сумкой.
Клоун: Уже не толстой…
Поэт: Молчи, я думаю… еще есть школьник – не дай Бог он повзрослеет, мир еще знал таких тиранов, а следом тот прыгун через луну – ты думаешь, был шанс?
Клоун (косясь в сторону Жницы): Ну, разве только в отраженье в луже… А ведь не полетел, повис как на тарзанке.
Поэт: Вот-вот, а лучше бы упал, красиво б распластался… И эта, городская сумасшедшая.
Клоун: Я видел полотно – всего аж передернуло. Нас это ждет, ха-ха! (широко улыбается, но в месте с тем видно, что не искренне. Вообще создается впечатление, что внутри Клоун патологически серьезен) Поэт: Нас ждет… Их уж захватило, а дальше будет больше. Что нам делать, Клоун?!
Жница (в течение беседы продолжает молчать, задумчиво глядя из-под капюшона на красивый полукруг Земли. Белые худые пальцы перебирают ребристую ручку садового инструмента, потом вдруг делает взмах, словно разминаясь).
Клоун (вздрагивая): А что мы можем. Она ведь нам не хочет помогать. Быть может дом сровнять с землей?!
Поэт (тяжко вздыхая): И не думай. Ведь там такие силы, замешаны, что нам пред ними только расстилаться… Куда как проще шлепнуть семерых!
Клоун: Все так плохо? А как же гуманизм?
Нервно улыбается, галактики наворачивают парсеки на вселенском спидометре. Обитатели сцены угрюмы и подавленны. Жнице все параллельно, эфирный ветерок треплет ее черное одеяние и яркие блестки на нем. Поэт задумчиво смотрит, как колышется балахон. Потом лицо его озаряется.
Поэт (после паузы): Мне очень жаль. Жизнь людей бесценна, но наша-то бесценней будет их… Клоун!!
Клоун: А?
Поэт: Я, кажется, придумал… Идея! Эврика!!
Клоун: Выкладывай!
Поэт: Уж коль мы не смогли достать их здесь. Так может быть… попробовать нам тонкие миры?!
Клоун вскакивает и делает колесо по сцене, руки у него слегка трясутся, так что в верхней части колеса он чуть не падает.
Клоун: Тонкие миры!! Да! Да! Да! Да! И как я не додумался?
Поэт (про себя): Не удивительно… (громко): Сквозь тонкие миры – ведь это так же сильно влияет на событий ход земной. Возьмешься, Клоун?!
Клоун: Возьмусь! Не будет семерых, а черт с ним с домом! Пусть обстоится там до обалденья!
Поэт: Ага… хоть было бы лучше, если бы она взялась (кивает в сторону Жницы, та не реагирует) но и мы сгодимся. Изящный ход – своими же мозгами, себя загубят. Я гений, да?
Клоун: Сказал бы кто ты, но нам работать вместе. Приступим друг мой!
Поэт: Приступим!
Вместе поднимаются и творят, отчаянно взмахивая руками в сторону земного шара и яростно споря. После завершения труда бессильно опускаются обратно на подмостки. Клоун шумно отдувается. Вдвоем они неприязненно посматривают на Жницу.
Клоун: Одно я не пойму… что она вообще здесь делает?
Жница (Молчит, молчком, однако приходит в голову, что она знает что-то недоступное остальным).
На земле начинается закат. Из космоса это так же красиво, но напрочь лишено всякой патетики и мистической окраски.
В самый прекрасный момент прощания со днем вконец озлобившийся Клоун смачно плюет в сторону земного шара.
Катрен второй.
СНЫ.
Революционер.
В первый день весны Алексей Красноцветов заснул и увидел сон.
Мнилось ему, что стоит он посреди цветущей летней лужайки, и теплый ветерок колышет ему волосы, а сверху пригревает ласковое июльское солнышко.
Но что-то странное было в этой лужайке. Красноцветов мигнул, втянул носом воздух.
Лужайка была черно-белой.
Как в старых фильмах, когда даже сама пленка кажется покрыта пылью от времени. И небо было черно-белым, и черно-белые облака плыли по нему, а снизу сверкающему белому солнцу приветливо качали головками черно-белые цветы. Мир выцвел. Красноцветов подумал, что, наверное, надо испугаться такому явлению – не видеть цвета это ж почти что быть слепым! Но не испугался, потому что полностью черно-белым лужок все-таки не был.