Декабристы-победители

– Да нет, молодой человек, – серьезно сказал поручик, который, если и был старше прапорщика, то не более чем на три-четыре года. – Клеопина чинов никто не лишал. К сожалению, у меня нет права арестовать вас, но я вынужден задержать вас до приезда дежурного офицера вашего полка. Прошу сдать саблю и рассказать – какие вещи имеются в ваших карманах.

По сложившейся традиции, личные вещи заключенных и задержанных не изымались.

– Вот, – слепо глядя в одну точку, стал опустошать карманы Завалихин. – Портмоне, часы, сигаретница, огниво и бумага.

– Что в ней? – равнодушно поинтересовался поручик. – Если любовное послание, можете оставить себе. Даже арестантам, хм… бумага иногда нужна бывает.

– Это приказ об освобождении штабс-капитана Клеопина из под стражи.

– Что?! – гневно вскричал поручик и требовательно протянул руку. – Дайте приказ.

– Приказ предназначен для коменданта крепости, генерал-майора Сукина, – позволил себе улыбнуться прапорщик.

– Прапорщик, – раздраженно сказал лейб-гренадер, – комендант крепости в данный момент отсутствует. Стало быть, его обязанности переходят к дежурному офицеру – то есть ко мне.

Завалихину пришлось подчиниться. Поручик, не чинясь, отодрал облатку, заменявшую сургучную печать и принялся читать. Дочитав до конца, усмехнулся.

– Знаете, прапорщик. Вы совершили нападение на отставного штабс-капитана. Извольте, процитирую: «Штабс-капитана Клеопина, бывшего ротного командира лейб-гвардии Егерского полка выпустить из-под стражи с отобранием у него подписки о неучастии в борьбе с революцией с оружием в руках и непримыкании к контрреволюции. Буде же оный штабс-капитан, откажется дать сию расписку, то объявить ему о невозможности пребывания в столице, кою он должен покинуть в течение календарных суток». Словом, в переводе с суконного языка, Клеопин должен дать подписку в том, что не будет воевать против нас. Если даст – то может оставаться в Петербурге и делать то, что ему заблагорассудиться. Ну, а если подписку дать не захочет – то выставят из города в двадцать четыре часа.

Прапорщик Завалихин, позабыв о собственной участи, был удивлен.

– Странно, – задумчиво сообщил он поручику. – Выпустить государственного преступника и разрешить ему свободное передвижение… Следовало бы отправить Клеопина в арестантские роты.

– Знаете, прапорщик, – сдержанно сказал поручик. – Подумали бы лучше – как лично вам не оказаться в арестантских ротах. А теперь – сдайте оружие.

Прапорщик уже начал стаскивать перевязь, как дежурный офицер передумал.

– Впрочем, оставьте-ка оружие себе. Куда я его дену? Было бы оно боевым, принял бы честь по чести. А вы ведь только на безоружного человека храбритесь.

От возмущения рука Завалихина легла на эфес сабли.

– Ну-ка, ну-ка, – «подбодрил» его гренадер. – Попробуйте. Я вам не арестант безоружный. И на саблях рубиться не буду, а просто пристрелю.

С этими словами поручик вытащил из кобуры пистолет и деланно небрежно вскинул его к плечу. Чувствовалось, что поручику очень хотелось выполнить один из пунктов должностной инструкции, гласившей, что: «В случае нападения на дежурного можно применить оружие, не разбираясь в чинах и званиях нападавшего!»

К счастью для себя, прапорщик Завалихин эту инструкцию тоже знал.

Николаю Клеопину повезло – он не умер. Правда, на лице оставались шрамы от удара сабли и от швов – лекарь, привыкший «пользовать» заключенных, о красоте не очень-то задумывался. Николай же о красоте пока и не думал, тем более, что зеркала в лазарете все равно не было. Ненависти на обидчика, как ни странно, не испытывал. Сам виноват. Не стоило провоцировать мальчишку. Хотя если бы сейчас удалось встретиться с этим прапором, то… Убивать бы, наверное, не стал, но морду бы набил с огромным удовольствием, не задумываясь – благородно это или нет.

Когда выздоровление подходило к концу, пришел нынешний командир лейб-гренадер, капитан Гвардейского генерального штаба Никита Муравьев. Бывший правитель «Северного общества» почему-то довольствовался ролью полкового командира, отказавшись от звания полковника, предложенного Временным правительством. Ходили слухи о его разногласиях с Трубецким и Батеньковым. В свое время Муравьев, автор «Конституции», выступал за сохранение ограниченной монархии, а смерть императора в его планы не входила.

Командир лейб-гренадер с недавних пор стал комендантом Петропавловской крепости. Отставка прежнего была связана с тем, что Муравьев и его гренадеры были недовольны содержанием арестантов, но генерал-майор Сукин искренне недоумевал: «Почему для преступников нужно допускать нежности?» Правда, в отношении особ императорской крови он был готов сделать исключение – заказывал обеды за свой счет и лично следил за качеством постельного белья.