Она была маленькой и сухонькой, но недостаток роста и объемов компенсировали высокий кружевной колпак, похожий на кокошник, и просторный белый халат.
– Кто попроще, тому и овсянка сойдет, а Леонтий Степанович привыкши к хорошей кухне!
– Это какой же Леонтий Степанович? – отреагировав на редкое имя, я задержала тележку. – Уж не Голяков ли?!
– Он самый, Леонтий Степанович Голяков. Большой человек! Художник! Вчерась вот меня на салфетке нарисовал – прям как живая получилась! – горделиво сказала старушка и нахмурилась: – А тебе, девка, чего надо? Ежели ты тоже из газеты, то проваливай, не околачивайся тут. Леонтий Степанович после вчерашнего велел вас, писак, гнать подальше поганой метлой!
– Нет, я не из газеты, я просто поклонница таланта Леонтия Степановича, – заверила я. – Околачиваюсь тут исключительно в надежде получить автограф!
– И не мечтай! – Старушка потрясла кокошником. – Леонтий Степанович из палаты не выходит.
– А в туалет?
– А у него палата со всеми удобствами! Говорю же тебе – большой человек! Ну-ка, пропусти меня, пока бульон не остыл! Посторонись, а то задавлю!
Воинственная старушка толкнула свою тачанку, и та покатилась дальше, непристойно вихляя колесами и оглашая больничный коридор мучительными скрипами.
– После вчерашнего, говорите? – задумчиво повторила я.
Поступившую информацию надо было проверить и дополнить.
Ближайший пункт «Роспечати» находился прямо на территории больницы. Горластая киоскерша из окошка, как из амбразуры, покрикивала на прогуливающихся по парковым дорожкам пациентов:
– Свежие газетки! «Аргументы и факты», «Молодая жизнь», «Комсомольская правда», «Московский комсомолец»! Кто забыл купить, подходим, не стесняемся!
Призывный крик четко обозначил целевую аудиторию: закомплексованные склеротики «из бывших».
Я сунулась к окошку, улыбнулась и сказала:
– Здравствуйте! Говорят, вчера в прессе написали про художника Голякова, который как раз тут в больнице лежит. Не осталось у вас такой газетки?
– Не газетка это была, а журнальчик.
Тетка показала мне спину, порылась в бумажных развалах и шлепнула на прилавок свежий номер журнала «Гламур тужур»:
– Вот! Восемьдесят пять рублей. А свеженькую «Комсомолочку» не хотите взять?
– Спасибо, не надо.
Предложение взять свеженькую «комсомолочку» звучало двусмысленно и непристойно, хотя я отказалась не поэтому. Я просто не читаю газеты. Личный опыт работы в ряде российских СМИ научил меня не верить печатному слову. Вот непечатное – это совсем другое дело! Непечатные слова у нас всегда откровенны и искренни. Как говорится, речи бывают блестящими и матовыми! Вторые доходчивее.
Решенная в теплых желто-розовых тонах обложка регионального флагмана гламурной прессы ослепительно блистала золотым фольгированием и выборочным лаком. Я устроилась с журналом на свободной лавочке в уютном больничном парке, нетерпеливо разорвала прозрачную полиэтиленовую упаковку, вытряхнула из нее различные бонусные вложения – пробники духов, косметики, дисконтные карточки, флайера и визитки – и пробежала глазами содержание номера на первой странице.
Материал о тусовке по поводу вручения дизайнерской премии «Белый клык» занял три разворота в середине журнала. Я мельком просмотрела иллюстрации, по диагонали прочитала текст, но ничего нового не узнала.
Леонтий Голяков в репортаже упоминался в почетном качестве ВИП-гостя. Он также присутствовал на одной из многочисленных фотографий, но выглядел на снимке вполне прилично, респектабельно, намного лучше, чем на самом деле. Вспомнив потертый пиджак и помятые брюки ВИПа Голякова, я решила, что бильдредактор журнала проявил гуманизм, а верстальщик – хорошее знание фотошопа. На картинке Леонтий Степанович смотрелся франтом!
– Что же его так обидело, я не понимаю? – пробормотала я, перелистывая страницы. – Вроде все хорошо… О!
Возглас вырвался у меня при виде большой, на всю полосу, фотографии, запечатлевшей все того же почтенного ВИПа на фоне бледно-голубой кафельной стенки. Большую часть снимка занимало искаженное страданием и тоже голубоватое с прозеленью лицо Леонтия Степановича. Непосредственно под подбородком помещались угловатые коленки, под ними гармошкой собрались спущенные штаны.
При этом ничего непристойного на картинке не было, разве что броский заголовок «Голяков хочет, но не может!» с пояснительным текстом более мелкими буквами: «Прием возбуждающего средства вызвал у Леонтия Степановича диарею, справиться с которой без помощи врачей ему не удалось».