Декамерон шпионов. Записки сладострастника

Юрий Премудрейший – мой Учитель, мой царь и бог. Я знал этого кристально чистого человека в очках, дорогой Джованни, я служил под его началом, я верил ему, как самому себе, это был пылкий романтик с холодным обручем трезвомыслия, сжимавшим его душу. По одержимости его можно сравнить с монахом Джироламо Савонаролой, а по хитроумию – с философом Никколо Макиавелли. Вряд ли Юрий Владимирович войдет в историю – она беззвучно смолотила тысячи подобных доблестных мужей, но позволь мне, досточтимый Джованни, открыть тебе одну тайную страницу, ставшую роковой для моей слишком просторной родины.

Начнем ab ovo, от яиц Леды.

В тот мрачноватый февральский вечер 1983 года (представляешь, сколько временных верст нас разделяет? Как написала гениальная Марина Цветаева: «Целую вас через сотни разъединяющих верст!»), через год после смерти Леонида и восхождения на его пост Юрия, я, будучи уже на преждевременной пенсии, сидел в своей двухкомнатной квартире, что в номенклатурном доме близ Миусской площади, и безучастно смотрел телевизор. Не завидуй мне, дорогой мессер, поверь, что твои кукольные театры, серенады на улицах, публичные бани, масленичные игры, чувственные танцы, когда дам опрокидывали прямо на землю, хороводы и маскарады гораздо больше дают душе, чем этот безмозглый ящик, в котором изгаляются политики и актеры. Итак, телефонный звонок. Я снял трубку.

– Добрый вечер, Мисаил, не узнаете? – раздалось в трубке. Боже, как знаком этот голос, эти суховато-вежливые интонации, неужели… неужели?

– Извините, не узнаю, – ответил я сухо (не терплю, когда не представляются), хотя узнал ведь, узнал, но не поверил, не мог такого представить!..

– Неужели вы не помните свои прогнозы? – собеседник чуть хохотнул, дав мне счастливый шанс пережить шок.

– Юрий Владимирович? Вы?!

Конечно, я узнал его, Джованни, а кто еще в этом мире мягко-иронически называл меня Мисаилом? Еще бы мне не помнить эти злосчастные прогнозы, с них все и началось…

Тут я вынужден совершить небольшую ретроспекцию в 1980 год, когда под началом Юрия Владимировича, тогда Председателя КГБ, я служил в отделе, занимавшемся прогнозами будущего иностранных государств и нашей великой державы. Оракульствовали мы всевозможными методами, но в чести был простейший обмен суждениями, как в древнегреческих Дельфах, где авгуры чувствовали будущее умом и кожей, хотя к нашим услугам были электронно-вычислительные машины новейшей генерации.

Не буду забивать тебе голову, Джованни, изысками экстраполяции и прочими математическими играми, скажу лишь одно: наши сводки и прогнозы были не лучше и не хуже донесений флорентийских шпионов Карлу, герцогу Калабрийскому. Добавлю, что, получив прогноз с помощью всевозможных модулей и программ ЭВМ, я доставал из потаенного места потертый кристалл и, подобно средневековому магу, перепроверял все на нем, напряженно всматриваясь в его таинственные глубины, откуда постепенно вырастали картины будущего.

Однажды по личному поручению Председателя КГБ (в то время мы почтительно обозначали этот титул и аббревиатуру с большой буквы) я составил разновариантные прогнозы Советского Союза – так тогда называлась моя страна, Джованни, хотя сверху все это кажется историческим пустяком: все в мире соединяется и распадается на куски, а потом соединяется в другом формате, при этом вокруг все рыдают и визжат сначала от горя, потом от счастья и снова от горя. После усушки и утряски вариантов будущего моей страны осталось всего двадцать, и во всех случаях оно, прекрасное будущее, выглядело печально катастрофически.

Прямым начальником моим был хитрован по кличке Бухгалтер, человек усердный и весьма напоминавший по повадкам маэстро Симоне из твоей, Джованни, третьей новеллы, который уверил Каландрино, что он забеременел, и получил с него в оплату за лекарство каплунов и флорины. Тем не менее для начальника шпионской службы человек вполне приличный и даже посещавший драматические театры, что само по себе уже признак неординарности. Бухгалтеру я и передал прогнозы для доклада Председателю, держал он их целых две недели, а потом со вздохом вернул мне.

– Докладывайте лично! – молвил он строго, и я понял, что он хорошо усвоил древнюю истину: на Руси гонцам с дурной вестью всегда рубят головы.

Уже на следующий день я выехал на Лубянку – нечто вроде alberghettino, где содержали в заключении Козимо Медичи, надстроенный и перестроенный коммерческий комплекс, там живо и благотворно трудилась тайная полиция. Водитель промчал меня по кольцевой дороге с колдобинами из нашей штаб-квартиры в Ясенево (это живописное местечко отличается от шотландского Очройска только тем, что виски там завозной). Летели через всю Москву, обгоняя машины и проезжая на красный свет, ибо наша «татра» была оснащена специальной сигнализацией, приводящей в трепет милицию.