Декамерон шпионов. Записки сладострастника

– А вы уверены, что он нужен нашему народу, Юрий Владимирович? – позволил я себе некоторую идеологическую ересь.

– Я убежден в том, что страна создана для коллективного общежития. Большинство народа может жить не иначе как за счет хотя и мерзостного, но энергичного и талантливого меньшинства. Все спились, изжульничались, дегенерировали, генофонд безнадежно подорван – одни дебилы и олигофрены. Их невозможно заставить работать, они не умеют и не хотят. Каков выход? Уничтожить почти весь народ? Пересажать? Но это сталинщина! Остается единственное: создать новое общество из этого, весьма несовершенного материала.

Не могу сказать, что я возликовал от этих слов, Джованни: всю мою жизнь любимая партия только создавала и создавала нового человека и новое общество, старались изо всех сил, от трезвона головы лопались, ну и что? Построили? Так почему же такой зуд умчаться за границу? Как поется: «Ехал Федя на Урал, в Калифорнию попал. Ах, какой рассеянный зять Сары Моисеевны!»

– Извините меня за откровенность, Юрий Владимирович, но ваши первые шаги на ниве генерального секретаря, на мой взгляд, лишь повторяют печальные уроки прошлого. Неужели вы думаете, что, ловя на улице бездельников и строго учитывая время прихода на работу, мы подвигаем народ на строительство социализма? А как понять ваше решение – очень напоминающее страшные царские времена! – о снижении цены на водку? Разве это не популизм?

– Это хуже, чем популизм, это цинизм, правда? – совсем не обиделся шеф.

– Да! – сказал я с таким пафосом, что даже испугался.

Он промолчал, присел к столу, забросив ногу на ногу и поигрывая клетчатыми войлочными тапочками, и посмотрел куда-то поверх меня.

– Вы уяснили стратегическую задачу, но не полностью. Повторю: система умерла, мертвую лошадь не поднять даже кнутом, можно, конечно, вспрыскивать допинги, но кому нужен живой труп? Нам нужен истинный социализм, поддержанный народом на свободных выборах. На свободных, с альтернативными кандидатурами, без всяких подлогов!

«Боже мой, неужели он в это верит? – подумал я в ужасе. – Ну кто же будет голосовать за этот социализм? Ну, несколько слабоумных старушек из деревни, один-два романтика-патриота из Союза писателей…»

– Не будет ли это опасной маниловщиной – поверить в социалистический энтузиазм народа? – я не мог лгать.

Юрий Владимирович довольно хохотнул, даже очки у него съехали на кончик носа, и доверительно похлопал меня по плечу.

– Вот тут мы и переходим, Мисаил, к сути операции. Любовь к социализму вырастет у нас из ненависти к капитализму, через который мы должны провести народ. Поэтому вам поручается составить план внедрения капитализма в СССР, причем не мягкого социал-демократического типа, как, допустим, в Швеции. Мы должны ввергнуть страну в дикий, необузданный капитализм, где царит закон джунглей и все рвут друг другу глотки. Вот так!

Он взволнованно встал, расстегнул рубашку, чуть распустил галстук и несколько раз пересек комнату. Спортивные шаровары совершенно не вязались с моднейшим кардиганом, словно низ туловища принадлежал забулдыжному тренеру «Динамо», а верх – выпускнику Кембриджа и академику.

Так вот что он имел в виду! Это же не просто нестандартное решение (так в наше время, Джованни, называют все, что выглядит не так глупо, по-черномырдински, как всегда), это конгениально! Боже, вот это идея!

– Юрий Владимирович, – сказал я, запинаясь от волнения. – Все, что вы сейчас рассказали, по своим масштабам, превосходит, уж простите меня, даже план Октябрьского переворота! Чувства переполняют меня, позвольте пожать вам руку, надеюсь, вы не сомневаетесь в моей искренности!

Я двумя руками ухватил его руку и затряс в благодарном порыве, даже слезы выступили у меня на глазах. Далее пошел чисто профессиональный разговор, затянувшийся далеко за полночь. Выпили не один стакан чаю, съели все сушки. Учитель (с этого момента иначе мыслить о нем я не мог) передал в мое распоряжение свои личные шифры, специальное подразделение для ведения наблюдения и подслушивания, счета в наших и западных банках. Но, конечно, самым большим богатством была агентура, способная перевернуть не только все в стране, но и во всем мире.

– Через месяц ровно в девять я буду ожидать вас здесь, Мисаил, с первым вариантом плана операции. Назовем ее «Голгофа», – уставшим голосом сказал Учитель и поежился в своем кардигане, видимо, его необыкновенное чутье подсказывало исполненный мук иерусалимский Via Dolorosa, по которому провели Христа, осужденного на распятие. Он обнял меня за плечи (такого не бывало никогда!), свел вниз по лестнице, приоткрыл дверь и оглядел окрестности. Стояла глухая ночь, яркие звезды, подобные Вифлеемской, зажглись на небе, словно празднуя старт нашей беспрецедентной операции. Убедившись, что все тихо и спокойно, Учитель осторожно выпустил меня на улицу.