Декамерон шпионов. Записки сладострастника

А тут эти фото… В сравнении с ними датское порно выглядело детским лепетом, такого Смизерс и представить себе не мог, лицо его покраснело, как у впервые солгавшего школьника, губы мгновенно пересохли, и пульс неожиданно быстро набрал высокие обороты. Это было нечто. Пес своим грозным обличьем явно походил на собаку Баскервилей, возможно, он даже читал Конан Дойла — настолько осмысленный и умный был у него взгляд, да и Нина была красивей и притягательней вдвойне, Смизерс поймал себя на том, что фотографии не вызывают у него никакого отвращения, наоборот, жгучий, даже постыдный интерес.

— Потрясающе, шеф? — Иссам, появившись после намаза, с улыбкой наблюдал за куратором.

— Отвратительно! — скривился Дэвид, изображая на лице последнюю стадию омерзения.

— Все англичане — лицемеры! — хмыкнул Иссам. — Держу пари, что на самом деле все это вам очень по душе.

— Не говорите глупости! — вспыхнул Дэвид.

— Когда я учился в Лондоне, я читал и «Фанни Хилл», и всю вашу викторианскую порнографию. Нет в мире более сексуально извращенных людей, чем англичане. А гомосексуализм в частных школах? А садистические порки мальчиков? — радовался Иссам, словно застал Дэвида на месте преступления.

Нахал, пришлось прочитать ему небольшую лекцию о том, что, увы, большинство представителей уважаемого третьего мира несколько своеобразно понимают английское гостеприимство и проводят время не в Британском музее, а в грязных кабаках, куда джентльмены не ходят. Упрек Иссам принял достойно и тут же перевел разговор на вознаграждение: жизнь в Египте дорожала, да и не было такой яркой разработки, наверное, никогда в истории.

— Ну, а как развиваются ваши отношения с Ниной? — перешел в контратаку Смизерс.

— А вдруг она предпочитает только Антона? — посмел засомневаться египтянин.

— Учитесь у английских легавых. Знаете, чем они отличаются от континентальных? Основательностью. Не апортируют, не работают по следу, да и злобы у них не так много. Но зато они работают тщательно: выслеживают дичь и делают стойку, ожидая охотника. У них потрясающее чутье и громадная выдержка.

Несмотря на крохоборство агента, Смизерс остался им доволен: умело завязал контакт с Хватами, на лету собрал компроматы, поставив технику, проявил исполнительность и смекалку…

Ужин в честь Хватов Иссам закатил на корабле, курсирующем по грязноватому Нилу. Сквозь густую темноту прорывались мигания маяков, огни суматошно плясали, растягиваясь на километры. Вода мелко плескалась о борт, дул свежий ветер, и хотелось вечно стоять на палубе, всматриваясь в темноту, словно ожидая знака судьбы.

Спустились в ресторан. Столик был подобран наилучший, рядом с окном, арабских закусок было великое множество, козырной картой выпало быть бараньему шашлыку, таявшему во рту леденцом. Мужчинам предложили кальян, и оба принялись за дело, напоминая джазистов, лениво дующих в трубы. Хваты стойко выдерживали водопад комплиментов Иссама вместе с обвинениями в адрес американцев, англичан и прочих, разлагающих целые нации. Нет, Россия лежит на стыке Европы и Азии, она соединила в своем сердце христианство и ислам, и поэтому сердце ее переполнено любовью. Россия — это надежда бывших колоний, которых и сейчас грабят до нитки, Россия благородна и всегда остается другом.

— Друзья мои! Великая честь выпала мне, великое счастье! В знак моих братских чувств позвольте, милая Нина, отблагодарить вас за приход на этот скромный ужин…

Иссам достал из пакета серебряного скарабея, отделанного драгоценными камнями, и с такой же серебряной цепочкой, и торжественно повесил его на шею засмущавшейся Нине.

— А это вам, Аркадий! — тут он извлек и развернул папирус. — Это бог бальзамирования, у него собачье лицо и весы в руках. После смерти он кладет сердце человека на одну чашу, а его деяния — на другую. Если сердце перевешивает, то этот бог — хет его съедает и лишает человека бессмертия, ибо даже фараон не может обрести новую жизнь без сердца. Я уверен, дорогой Аркадий, что ваши подвиги всегда перевешивают ваше сердце, и потому вы счастливый и бессмертный человек!

Приятно сознавать себя счастливым и бессмертным. Особенно за превосходным шашлыком со вкусом горького дымка и с видом на эстраду, где в пляске святого Витта арабка исполняла танец живота. Хват терпеливо ожидал, когда же наконец Иссам перейдет к просьбам, скорее всего, о посредничестве в контактах с непростой советской торговлей или о покупке какого-нибудь ювелирного чуда или — самое ужасное! — целой партии парфюмерных масел, дабы разводить их всю жизнь дистиллированной водой, заменяя тем самым дорогие герлены, шанели и диоры. Но просьбы отсутствовали. Оркестр заливался, живот наконец отпрыгался и уступил место аргентинскому танго. Тут двинул свои батальоны и Иссам, следуя инструкциям мистера Дэвида Смизерса. Танцевал он осторожно, боясь, не дай бог, коснуться Нины на глазах ее супруга, вел себя чрезвычайно корректно, мысленно напрягая мышцы, где-то вычитал, что таким образом создается поле из обольщающих флюидов…