Дэвид Смизерс наслаждался солнечным Лондоном — нечастое и упоительное зрелище! — и фланировал по Сент-Джеймс парку, куда прибыл за час до аудиенции у шефа, сидевшего в отделе исследований на Даунинг-стрит. Суетливые туристы, как обычно, завороженно смотрели на королевских конногвардейцев, увековечивая их на фото и видео, худой негритянский юноша старательно обстригал машиной лауны, на которых взрастилась Британская империя, бородатый бомж на скамейке смачно жевал гамбургер, выпуская изо рта ярко-красный кетчуп. Ничего не менялось, все было как всегда.
Сэр Хамфри Браун сидел за столом, заваленным бумагами, однако взор его был отвлечен от государственных дел и устремлен в нижний ящик стола, где лежал последний номер «Пентхауса» с весьма выразительными фотографиями. Сэр Хамфри был человеком жизнелюбивым и считал, что любовь составляет единственный смысл человеческой жизни, философские рассуждения на этот счет он категорически отметал и сводил это высокое слово к нормальным половым отношениям, гомо- или гетеросексуальным. «Пентхаус» отставал от жизни и не разнообразил сюжеты, все одно и то же, назойливо и угнетающе невыразительное. Слава богу, под «Пентхаусом» таился более смелый порножурнальчик, там радовали глаз приключения онанирующей девицы на лошади и несколько монашек в белых шляпах, в компанию которых залетел со спущенными штанами здоровенный солдат. Раздался гудок селектора, секретарша (старая ведьма, которую он опасался уволить из-за ее склочного характера) доложила о прибытии Дэвида Смизерса. Это было скучнее, чем игры монашек, и сэр Хамфри с грустью задвинул ящик, придав своему лицу выражение служебной озабоченности.
— Что там стряслось, Дэвид? Почему вы настаивали на командировке в Лондон? Неужели мы не могли обсудить все дело с помощью шифровальной связи? — говорил он мягко и без раздражения, одной рукой пододвигая Смизерса к кожаному дивану, рядом с которым на низком столике старая карга уже сервировала кофе. Недолго думая, Дэвид вынул пакет с фотографиями и положил их перед шефом. Сэр Хамфри небрежно засунул руку в пакет и несколько минут, наморщив лоб, молча рассматривал фото. Смизерс чутко следил за выражением его лица, на нем прочитывалось любопытство, и только наивному Дэвиду было невдомек, что в черепной коробке шефа развернулся целый спектакль, куда, кроме себя и двух своих нежных подружек, он втянул и датского дога, решая одновременно и сложные финансовые вопросы: во сколько обойдутся аренда дога и согласие его партнерш.
— Кто это? — спросил сэр Хамфри, очнувшись от своих мыслей.
— Это жена военного атташе Хвата и ее кобель Антон. Все получено нашим человеком в каирской контрразведке, который нацелен на разработку этой четы.
Это радикально меняло дело, вообще одно упоминание о русских напрочь выбивало любой романтизм, особенно в компании с кобелем и двумя лесбиянками. Дело совершенно экстраординарное, сверхсекретное.
— Не надо говорить открытым текстом даже в моем кабинете. Давайте сразу же дадим всем клички. Значит, Антон? Может быть «Чехов»? Неплохой псевдоним.
— Уж лучше «Антони Иден», — слегка пошутил Дэвид.
— «Антоний и Клеопатра»… — шеф задумался, он не пропускал ни одного спектакля в Королевском Шекспировском театре, где у него была масса друзей. — Впрочем, псу можно не давать клички, ведь не заводить же на него дело? Хотя… для конспирации это необходимо. Итак, пес «Антоний», она «Клеопатра», а муж пусть будет «Цезарем».
Обеспечив полную конспирацию, приступили к делу. Вся история выходила за обычные рамки, и в любом случае ее требовалось доложить премьер-министру, дабы продемонстрировать мощь и старательность героической службы сэра Хамфри. Пикантность ситуации заключалась в том, что пост этот занимала женщина с твердым и беспощадным характером. В каких тонах вести разговор, дабы не смутить чувств железной леди? По команде шефа подняли архивы и обнаружили там недавний запрос из ЦРУ по поводу Хватов. Смизерс даже покраснел от негодования: значит, Ростоу тоже активно его разрабатывал, а не просто поддерживал официальный контакт с военным атташе, как сообщал Иссам.
Вечером Смизерс вместе с приехавшим из Йоркшира двоюродным братом отвел душу на собачьих бегах, сидели в застекленном ресторане со скудной кухней (гороховый суп, полусырой ростбиф с пресным йоркширским пудингом), собаки яростно вырывались из своих клеток и мчались наперегонки под улюлюканье зрителей, возвращая Дэвида к мыслям об «Антонии» и «Клеопатре»…