Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков

Максим Максимыч отбирает у Печорина шпагу. Его действие В. Мануйловым комментируется следующим образом: «Без шпаги офицер не имел права выйти из дому. Если старший по службе отбирал у офицера шпагу, это означало домашний арест. Такая же сцена со шпагой есть в «Капитанской дочке» Пушкина…» Здесь необходимо кое-что уточнить. Действительно, в XVIII веке офицер и в захолустной Белогорской крепости должен был постоянно ходить при шпаге. Через шесть с лишним десятилетий ношение шпаги стало обязательным лишь в торжественной официальной обстановке. На Кавказе, в стычках с горцами шпага была малоэффективна, и большинство офицеров заменяли ее более подходящим к местным условиям оружием – шашкой или саблей, которые постепенно негласно утвердились и в военном регламенте. [25] В «Кавказце» Лермонтов отмечает, что настоящий кавказец «даже в Воронежской губернии… не снимает кинжала или шашки, как они его ни беспокоят».

Шпага же, оставаясь атрибутом официальной обстановки, свидетельствовала также и о принадлежности к дворянскому сословию. У современного читателя может создаться впечатление, что непритязательный в быту и в манерах Максим Максимыч не является дворянином. Однако это не так. Мы не знаем, был ли он потомственным дворянином или выслужил свое дворянство, но как штабс-капитан по Табели о рангах он имеет X класс и принадлежит к обер-офицерству, что дает ему право потомственного дворянства.

Правда, образ жизни и потребности старого служаки мало чем отличаются от солдатских, разве что физической работой он не занимается. Как сказано об офицерах, подобных Максиму Максимычу, в «Кавказце»: «чуждый утонченностей светской и городской жизни, он полюбил жизнь простую и дикую…»; «…он франтит своею беспечностью и привычкой переносить неудобства военной жизни, он возит с собой только чайник, и редко на его бивачном огне варятся щи».

Как и Максим Максимыч, Печорин – образ собирательный, и свести его к «портрету» какого-либо реального лица невозможно. Можно лишь заметить, что в этом персонаже угадываются и черты личности самого автора, и его жизненные наблюдения над окружающими.

Одним из тех, кто принадлежал к лермонтовскому поколению и отчасти дал поэту материал для создания образа Печорина, был А. Карамзин, сын прославленного писателя и историка. Они познакомились в 1838 году и, по всей вероятности, Лермонтова заинтересовали скептический ум и тонкий литературный вкус Карамзина. Да и принадлежность обоих к военному сословию способствовала их сближению (Карамзин был артиллерийским прапорщиком и имел университетское образование).

В доме Карамзиных Лермонтов повстречался и с графом А. Шуваловым, сослуживцем поэта по армии. Шувалов вместе с Лермонтовым был участником оппозиционного кружка аристократической молодежи в 1838–1840 годах, хотя какой-либо законченной идеологической или политической программы этот кружок и не имел. Современники полагали, что с Шувалова Лермонтов мог списать внешность Печорина, но в целом этот персонаж конечно же не сводим ни к одному, ни к нескольким прототипам.

Военный быт на Кавказе

По напряженности сюжет лермонтовского романа не уступает авантюрному: здесь и столкновение с контрабандистами, и похищение женщины, и заговор, и дуэль… И при этом в романе практически отсутствует экзотика, хотя сам материал повествования просто просится стать экзотичным. У Лермонтова же схватка с «ундиной», дуэль, гибель Бэлы и смерть Вулича лишены романтической окраски и объяснены вполне прозаически. Избегает Лермонтов и другой крайности – бытописательства, которое вскоре станет доминирующим в произведениях писателей «натуральной школы».

Основное внимание в «Герое нашего времени» уделено психологии героев, лишь на втором плане изображена картина кавказского военного быта. При этом Лермонтов не дает пространных описаний и авторских пояснений, он оперирует прежде всего яркими деталями, которые воссоздают время и место действия.

Вот Максим Максимыч замечает: «Нынче, слава Богу, смирно; а бывало, на сто шагов отойдешь за вал, уж где-нибудь косматый дьявол сидит и караулит: чуть зазевался, того и гляди – либо аркан на шее, либо пуля в затылке». В этих словах нет преувеличения. «В Азии жизнь человека висит ежечасно на волоске, особенно в Дербенте…» – сообщал в 1833 году брату Петру А. Бестужев.

И в описанное в лермонтовском романе время передвижение по горным дорогам было небезопасно. Повествователь в «Максиме Максимыче», направляющийся из Владикавказа в Екатериноград, вынужден ждать три дня, «ибо «оказия» из Екатеринограда еще не пришла и, следовательно, отправиться обратно не может». Смысл понятия «оказия» разъясняет в «Записках декабриста» А. Розен: «Дважды в неделю отправлялись почта, проезжающие, провиант и казенные вещи из Екатеринограда во Владикавказ; это расстояние в105 верст называется военною дорогою, а отправки с вооруженными проводниками называются оказиями».