Дела земные

Но как бы там ни было, дедушка Ирман хромал. Весеннею порою он приводит на выгон свою корову. В руке у него палка, на здоровом роге коровы висит узелок с провизией. Дойдя до выгона, дедушка Ирман снимает узелок и отпускает корову пастись. Развязывает обмотанный вокруг пояса большой, размером с простыню, кыйикча[22] и расстилает его на густой траве в тени деревьев. Затем произносит «Бисмилляху рахману рахим»[23] и устраивается поудобнее на своем ложе. Пестрая корова, посапывая, как паровоз, пасется тут же рядом. Время от времени она посматривает на хозяина, словно вопрошая, правильно ли она поступает. Корова такая смирная, что не обращает ни малейшего внимания даже на тех озорников, которые лезут под нее и по очереди сосут молоко прямо из вымени. Ребята очень уважают дедушку Ирмана и его корову. Даже наш заводила сорвиголова джурабаши, увидев дедушку Ирмана, становится тихим и безобидным, как овечка, и вежливо здоровается с дедушкой, приложив руки к груди:

— Ассалям алейкум.

— Ваалейкум ассалям, — отвечает дедушка Ирман, стараясь придать своему голосу солидность. Но это у него не получается, голос у него тонкий, как у женщин, и очень ласковый.

Каждый раз, когда я вижу его, мне вспоминается притча о Хызре, ангеле добра и справедливости, которую поведала мне мать. Потому что у дедушки Ирмана и волосы, и борода, и лохматые брови, нависшие над глазами, белые как снег. Он носит чистую белую рубашку и штаны из домотканой материи. Бабушка Хабиба очень тщательно следит за его одеждой: она у него всегда чистая, выглаженная. А лицо у него румяное, улыбчивое, открытое. Как утверждает мать, такие лица бывают только у людей благородных. Правда это или нет, я не знаю, но дедушку Ирмана очень люблю.

Он лежит на боку, подпирая рукой голову. Вот он достает из кармана рубашки наскавак — табакерку, сделанную из маленькой тыквы, бросает под язык насвай — специальный табак — и, жмурясь от удовольствия под ласковыми лучами весеннего солнца и постукивая по своей палке, начинает тихо петь: «Птица поет на дереве, а я слушаю ее, и у меня душа поет!» Тут, смешно ковыляя, подбегает к нему мой голопузый братишка, который только-только научился ходить. Дедушка Ирман перестает петь. Он тянет руку к промежности карапуза и шутит:

— А ну-ка, отец родной, дайте вашего понюхать табачку.

Братишка хохочет, заливается от щекотки.

Дедушка Ирман делает вид, что нюхает пальцы с покривившимися ногтями, чихает.

— Ап-ап-ап-ап-чхи! Ох, крепкий у вас табачок.

Вдруг я вижу, что на краю выгона стоит мать и делает мне знаки. Вскакиваю, пулей мчусь к ней. Мать протягивает мне кувшин для омовения.

— На, отнеси дедушке.

Я знаю, что в кувшине теплая вода. Осторожно берусь одной рукой за ручку, другой за носик кувшина и, пыхтя от усердия, несу дедушке.

— Вот, дедушка, вода.

Дедушка поднимает на меня удивленные глаза, затем довольно улыбается.

— Значит, уже время полуденной молитвы, мой черненький? Спасибо! Дай бог всем вам большого счастья, а вашей матери — видеть и наслаждаться этим счастьем.

Приговаривая так, он встает и уходит в укромное место совершать обязательное омовение перед молитвой. Через некоторое время он возвращается, вытирая лицо и руки кыйикчой. Затем снова расстилает его на траве вместо молитвенного коврика и долго шевелит губами, шепчет молитвы. Ребятишки затихают. Наконец дедушка садится на корточки и принимается читать молитву вслух:

— Аминь! Пусть мир царит везде, чтобы на этом свете не знали войн, аллаху акбар!

Мальчишки и девчонки нестройным хором снова приветствуют дедушку Ирмана. Так положено. Дедушка Ирман отвечает на приветствия, затем садится поудобнее и не спеша развязывает узелок со снедью.

— А ну, чернявые мои! А ну, красавцы мои, — произносит он торжественным голосом, — прошу к дастархану. Не робейте, мои милые.

Если на импровизированной скатерти появляется кукурузная или ячменная лепешка, для нас наступает праздник. Но в большинстве случаев ни того, ни другого. Зато всегда, у дедушки Ирмана бывают ягоды тутовника. Сытные, сладкие, вкусные. Я запихиваю в рот горсть ягод и бегу домой. Мать к этому времени обязательно заваривает чай. Иногда это чай из сушеной кожуры яблок, иногда из чего-нибудь другого, но всегда это вкусно. В конце трапезы дедушка Ирман произносит благодарственное слово скатерти.

— Благодарим аллаха за угощение! — говорит он тоненьким голосом. — Аминь! Пусть мир царит везде, чтобы на этом и на том свете не знали войн, аллаху акбар!

И только после всего этого он начинает рассказывать об Алтмышвае. Алтмышвай[24] — сын дедушки Ирмана. В молодости у бабушки Хабибы было много детей, но все ее дети умирали, не прожив и сорока дней. А вот с Алтмышваем все обстояло иначе — парень рос богатырем, ни разу не болел. В моем возрасте он мог уже оседлать коня. А когда ему было столько же лет, сколько нашему джурабаши, ему ничего не стоило разрыхлить мотыгой целый танап[25] земли. Вот каким был в детстве Алтмышвай!