Дела земные

Опять дрожат стекла. Мать со стайкой загорелых детишек входит во двор. Крик, шум.

— Мама, давайте бутылку!

— И мне, и мне!

— Мама Пошша! Дайте десять копеек. Куплю свирель.

— И мне тоже.

Старик торгует под окном с полчаса. Кому жвачку предлагает, кому погремушку. А кому-то и мячик на резинке. Бьешь по нему ладонью, отбрасываешь его подальше от себя, в сторону, а он все равно возвращается в прежнее положение. А старый осел стоит себе спокойно, отдыхает, почти что спит стоя.

Вы думаете, с уходом старика шум прекращается? Как бы не так! Наоборот, возрастает.

— Нилу, чтоб тебе пусто было! Ты же отнесла бутылку вместе с маслом!

— Эй, Алиш! Что ты наделал? Вот отец задаст тебе. Покажет он тебе свирель! Подумать только — вылил водку и отнес бутылку. Только попадись мне, уши надеру!

Мать утешает провинившегося.

— Не говорите так, невестка! Ведь они же дети! Им все нипочем. Каждый ребенок сам себе царь. Ничего не случится, если муж ваш один день не попробует эту проклятую водку!

А весной, когда расцветают вишни, под окном не стихает до полуночи. То и дело раздаются шепот, хихиканье. Все это мне надоело. И решил я распилить скамейку пополам. Взял в руки ножовку и вышел на улицу. Мать сидела на скамейке, как всегда, в окружении детворы.

— Что случилось? — спросила она удивленно, глядя на ножовку.

— Хватит! — буркнул я. — Невозможно отдохнуть. От вашего шума и гама болит голова.

Ребятишки и девчонки, косички которых торчали мышиными хвостиками, с мольбой взглянули не на меня, а на мать.

— Человек жив человеком, сын мой, — сказала она. — Детям здесь хорошо, разве ты не видишь?!

В одно из воскресений у ворот нашего дома было особенно шумно. На этот раз собрались не дети, а женщины. По отдельным восхищенным возгласам я понял, что пришла Хури-сатанг, франтиха и модница.

Хури-сатанг молодая красивая женщина. Во рту полно золотых зубов, это ее немного портит. Личная жизнь у бедняги не сложилась. Вышла она замуж за тихого монтера, который угождал всей махалле, устанавливая на свадьбах во дворах людей лампы мощностью в киловатт. Прошло всего пять месяцев, а Хури уже родила ему двух очаровательных девочек-близняшек. Злые языки поговаривали, что Хури случайно скушала абрикос вместе с косточкой. Потому, мол, у нее так и получилось. Монтер, хотя был тихим и скромным, все же оказался человеком с достоинством. Бросив все, и дом и имущество, уехал куда глаза глядят.

Худая, как колосок, Хури, после того как ее бросил муж, располнела. Она любила повторять: «Вот не померла же без мужа, а совсем наоборот». При виде ее сумки загораются глаза у всех женщин, Действительно, это не сумка, а настоящий клад. В ней можно найти все: от хрустальной вазы до мохеровой кофты, от модных туфель на высоких каблуках до атласной, самой модной материи.

Я выглянул в окно и увидел, как бойко идет «торговля», словно на базаре. Хури-сатанг поставила свою полную ногу на скамейку рядом с матерью и демонстрировала какую-то блестящую ткань. Женщины глядели на ткань зачарованными глазами. Мать еле удерживалась на краешке скамейки, ей, конечно, мешала нога Хури-сатанг…

— Теперь такую материю уже не выпускают, — Хури-сатанг положила конец отреза на колено, погладила.

Женщины продолжали завороженно глядеть на ткань. Но ни одна не решалась спросить цену.

— В этом тленном мире что еще остается человеку? — Хури-сатанг махнула своей округлой рукой. — Только хорошо есть, пить и одеваться! Дильбар-апа, возьмите деньги, которые ваш муж прячет в сундуке. Если он мужчина, пусть купит для вас эту дорогую ткань.

Дильбар-апа вздохнула.

— Может, когда-нибудь и нам достанутся такие вещи. А пока…

— Когда же вам наряжаться, как не сейчас? Через два-три года от красоты вашей ничего не останется. Никому вы не будете нужны. Подумайте об этом.

Дильбар-апа что-то пробурчала себе под нос. Хури-сатанг вопросительно поглядела на женщин: «Стало быть, никто из вас не в состоянии купить, да?» И сунула ткань обратно в сумку. Через минуту вытащила еще что-то. И снова женщины склонились над ней, как дети, разглядывающие новую игрушку своего товарища.

— Ого! Вот это серьги!

— А сколько они стоят?

— Это дороже золота. Платина называется. — Хури-сатанг гордо подняла голову. — Тринадцать!

Мать решила вставить свое слово.

— Покажите. Ежели они стоят тринадцать рублей, то не так уж это и дорого.

Хури-сатанг громко расхохоталась. Смех у нее неестественный. У смеющегося человека в глазах вспыхивают светлые искорки. А когда смеется Хури-сатанг, лицо и глаза остаются без изменения, она издает только звуки, напоминающие смех: «Ха-ха-ха». При этом сверкают ее золотые зубы да вздрагивают ее мощные груди.

— Это стоит тысячу триста рублей, матушка Пошша! Вы гляньте на камень — это же настоящий бриллиант.

Она спрятала бриллиантовые серьги, словно говоря: «Хватит, представление окончилось». Потом опять запустила руку в сумку и вытащила другую блестящую ткань. Соседка наша Зухра, беременная молодая женщина, несмело взялась за краешек материи.

— Пожалуйста, — сказала Хури-сатанг. — Можно пощупать. Не мнется. Называется «мокрый трикотин».