Дела земные

Дверь сарайчика скрипит снова, входит бабушка с внуком на руках. На бабушке старенький полушубок, а внук, одетый во все теплое, еще укутан сверху пуховым платком.

Конь вороной слизывает кусочек сахара с детской ладошки. А взгляду с потолка щекотно смотреть на нежные прикосновения этих замшевых губ.

Внук взлетает в воздух и через секунду приземляется на спине коня. Конь собирается с силами и встает на ноги. Конь – под внуком.

Взгляд с потолка наполняется слезами умиления. Одна слеза падает вниз. Конь вороной реагирует на прикосновение любви свыше. Он нежно ржет, и это негромкое ржание радует мальчика. Он запрокидывает голову и смеется. Смейся, смейся – смех продлевает жизнь.

Сорокалетний внук стоит у кровати и разглядывает слепую маску спящего деда. А маска вдруг улыбнулась во сне. И из уголка правого глаза выкатилась неожиданная слеза.

«Ни фига себе!» – подумал внук и отошел от кровати, думая, что дед подглядывает за ним.

Пол под ногами дышал. Внук, чего-то вдруг испугавшись, прошел на кухню и быстро перемыл всю посуду. Потом у подъезда вытряхнул крошки из скатерти. Входившая в подъезд женщина проговорила:

– Если стирать этакую красоту надумаете, то только в теплой воде, мылом и непременно руками.

Скатерть посвежела, стол стал выглядеть как-то иначе. Внук протер пол в прихожей, перемыл обувь у порога. Чай сам запросился на посвежевшую скатерть. И пил он этот чай как-то иначе. Даже странно – и пачка та же, и сахар тот же, а вкус совершенно другой. «Тик-так», – согласились часы с мыслями внука.

Он поглядел на часы, а те засмущались – забыли про них люди. Влажной салфеткой протер внук засиженный мухами циферблат. Потом, сняв часы со стены, протер весь корпус. Вернулся к чаю, кусая нехотя воздушную ром-бабу. Деду ром-бабы тоже нравятся. В последнее время ему и мясо не по нраву, и сыр – разве что яичко всмятку или огурчики маринованные.

А еще – ром-баба.

Глава вторая

Не хочет дед расставаться ни с бабушкой, ни с конем. Он старательно жмурит глаза, старческие веки дрожат и отгоняют сон. Пришлось глаза раскрыть. Увидел, что комната стала светлее, а скатерть на столе ярче. Увидел за столом внука.

– Проснулся, дед? Видеть вроде стал лучше.

– В магазин, что ли, ходил?

– С чего ты взял?

– Да рубаха на тебе прямо как из магазина.

Внук огладил себя руками. Новехонькая рубашка и вправду немножко топорщилась, а ворот вообще отдавал почти каменной белизной.

– Обувь в шкаф убирал. Гляжу, лежит в целлофане. Чего ей лежать, думаю? Взял и надел.

– Ишь ты! А я в чем в гробу лежать буду?

Внук растерялся, начал расстегивать пуговицы на рубашке.

– Никому от тебя покою нет, – сердито проговорил дед. – Тебе родить надо баобаба, чтобы был такой, как ты. И чтобы сидеть возле тебя сиднем и ничего не делать. Понял?

Внук неохотно слушал и переодевался в свой несвежий свитер.

– Закат надо смотреть, – проворчал дед, – у нас его из окна видно.

– Зачем? – спросил внук.

– А чтобы цветами любоваться.

– Зачем? – еще раз спросил внук.

– Тогда увидишь свой цветок среди других.

– Дед, да что ты привязался к этой книжке? Там же все выдумано!

– Там все ясно, дурень! Была у меня роза…

Внук понятливо закивал головой и ушел с этой пустой головой в прошлое. Дед это заметил и произнес:

– У тебя кактус был – зеленый, неопытный. Он бы и зацвел красотой невиданной, если бы ты не был баобабом. Самые лучшие годы на малолеток потратил!

Внук отошел к окошку. «Завтра бы стекла помыть да протереть газетой, как мама это делает», – подумал он.

– Слушай, дед, да никого я не трогаю. Я просто живу.

– А то я не знаю! А ты трогай, с пути убирай, соломку стели.

Дед выпростал руку из-под одеяла и положил ее на грудь. Его щеки порозовели, а глаза заблестели.

– Можно думать, что это ты, а не я, напился чаю, – хмуро сказал внук.

– Если еще есть, то и я выпью. С бабою.

Дед имел в виду ром-бабу из кулинарии. И началось чаепитие. Внук отламывал кусочек ром-бабы и вталкивал его в беззубый рот деда. Потом из столовой ложки поил деда теплым чаем. Причем делал это внук как-то особенно сердечно. Не так, как всегда. Дед почувствовал эту сердечную теплоту, и душа его согрелась.

– Чай – он бодрит, – произнес он. – Даже спать не хочется. Еще почитай.

На этот раз внук читал чуть ли не с выражением. Дед слушал, как дите малое, и глаза его блуждали по комнате. Часы на стене поблескивали старой позолотой. Встретившись с ними взглядом, старик заулыбался. Тиканья часов слышно не было – видимо, часы тоже слушали.

– Еще не спишь? – спросил внук.

– Опять все про тебя было написано, – ответил дед.

– Да неужто?

– А сам посуди. Планета короля – это про тебя. Как ты жил? Все для тебя должно было быть. Молодых девчонок возле себя держал, а они, раскрыв рот, слушали тебя и во всем слушались. А помнишь ли ты, что писал твой Экзюпери? Спросить с каждого можно лишь то, что он способен дать.

Нельзя приказать варить кисели девчонке в шестнадцать лет. Ей платья каждый день менять надо. Да и вас, парней. Ты молод, но они еще моложе.