— Прошу, отменный вкус и цвет, с моих личных виноградников, — король Джозеф, улыбаясь доброжелательно, лично наполнил фужер, стоящий перед Чезаре.
В некоторых вопросах король Галлии не доверял даже выдрессированным верным глухонемым слугам, не умеющим писать. Умеет понимать приказы, сумеет и рассказать, так считал Джозеф.
— Благодарю, — улыбнулся в ответ Чезаре, даже поднес фужер к губам, сделав вид, что пьет. — Хорошее вино, жаль, что не смогу у вас задержаться.
— Говорят, Альбион прекрасен в это время года, — заметил Джозеф.
— У каждого свои вкусы, — улыбнулся в ответ Чезаре. — Мне больше импонируют горы Гельвеции, особенно восходы там, прелестнейший вид, когда наблюдаешь со спины дракона.
— Полагаю, что вам, как личному посланцу Папы Ромалии, не так уж часто выпадает такая возможность, — с легким сочувствием и пониманием в голосе, ответил король Галлии. — Дела, дела, как и у всех нас, редко выпадает возможность посидеть спокойно с бокалом вина и насладиться красотой природы.
— Я достаточно насладился видами войны в Тристейне, — ответил Чезаре, отодвигая фужер.
Джозеф помолчал несколько секунд, как будто обдумывая слова посланца Папы.
— Да, я понимаю и разделяю обеспокоенность Папы Ромалии войной в Тристейне, — сказал король Галлии, — но я должен думать о своих подданных в первую очередь.
— То есть война в Тристейне будет продолжаться, — как бы невзначай сказал Чезаре.
— Буду только рад помириться, — улыбнулся Джозеф, — но германцы и слышать ничего не хотят о мире. Уничтожив Тристейн, остановятся ли они?
Чезаре не стал отвечать, просто наклонил голову, как бы соглашаясь со словами короля Галлии. Как бы, потому что он уже успел побывать у Императора Фридриха, благо тот как раз оказался в Тристейне, и поговорить с представителями королевы Генриетты, герцогами Вальер. Учитывая, что за Тристейном стоял Альбион, можно было сказать, что Чезаре посетил представителей всех королевств, участвующих в войне. У каждого, разумеется, был свой взгляд и своя точка зрения, высказанная с той или иной степенью откровенности, благо статус личного посланца Папы давал возможность услышать эту самую точку зрения.
Теперь вот Джозеф завуалированно намекнул, что напал на Тристейн, чтобы не подпустить Германию к своим границам, и в принципе готов прекратить войну. Только так, чтобы Галлия осталась не в убытке, и Германия ушла из Тристейна и не предъявляла претензий. Все хотели остаться победителями, не только король Джозеф, и в этом и заключалась трудность решения вопроса. Так что Чезаре был только рад тому, что решать вопрос будет Витторио, а не он сам.
Его дело лишь собрать информацию, и с ним он справился.
Время возвращаться в Ромалию.
Монморанси смотрела в окно на улицу перед гостиницей «Королева красоты» и обиженно надувала щеки. Все было плохо. Не совсем-совсем плохо, а просто плохо. Люди короля Джозефа нашли ее почти сразу же после заселения, а ведь она хотела отдохнуть от них хоть немного! Дело с Папой никуда не двигалось, вообще никуда, и это тоже расстраивало Маргариту. Не то, чтобы она так рвалась заключить брак с Гишем де Граммоном, но и ожидание ей тоже не нравилось. Тем более, ожидание, испорченное людьми короля Джозефа. Постоянные пересказы услышанного и увиденного на встречах, «пожелания» с указанием с кем ей знакомиться, все эти сочувствующие взгляды и томные вздохи, шепотки за спиной.
— Госпожа, ваш чай, — раздался голос за спиной.
Монморанси повернулась и подумала, что хотя бы с гостиницей повезло. Невысокая цена, уютные помещения, удобное расположение. Но везение с гостиницей не означало везения с персоналом этой самой гостиницы. Она уже неоднократно ловила Гиша кокетничающим с одной из горничных, и хотя сам Граммон уверял ее, что ничего такого не было, Маргарита все равно злилась и надувала щеки. Да, она знала, что ничего не было, потому что зелье все еще действовало, но все равно ощущала ревность и желание устроить сцену.
Середина осени, сколько еще придется провести в Роме?
— Итак?
— Галлия, несомненно, — отвечала Эмили, — а Гиш де Граммон уверяет, что их цель — бракосочетание, которое будет проведено Папой Ромалии.
— Молодец, Эмили, — улыбнулся Скаррон, — вот твоя премия, иди.
Эмили поклонилась так низко, что на мгновение шрамы на ее лице перестали быть видны, и вышла.
— Отлично, мастер Скаррон, — глуховато, в нос, сказал его собеседник, казначей гостиницы. — Постарайтесь обработать тех, кто приходит к Маргарите де Монморанси, купальни, девочки, ну, не мне вас учить. Никаких прямых расспросов, просто, о чем рассказывали, чем интересовались и так далее.
— Сделаем, тре бьен, — махнул рукой Скаррон.
Глава 13
в которой Борисов держит обещание и рассказывает свою «страшную тайну»
Борисов сидел в кресле, закрыв глаза и сведя руки, касаясь кончиками пальцев друг друга. Роджер Паркинсон, десятник «истребительной сотни», быстро и энергично рассказывал о том, что случилось в Тристейне, и при каких обстоятельствах оказалась тяжело ранена графиня Южной Готы.