Аргумент, но не самый удачный. И Далматов понимает это.
– Или – затянувшаяся мистификация. Кто-то затеял игру с дальним прицелом. Но Алиса не убила Евдокию…
Молчание было не то чтобы тягостным, скорее уж задумчивым.
– И я – жив…
– Хотите это исправить? – Лоб Муромцева прорезали глубокие морщины, вероятно, свидетельствовавшие о тяжелом мыслительном процессе, протекавшем в его большой голове.
– Хочу, – ответил Далматов. – Я вот думаю, господа: а не устроить ли нам похороны?
И Саломея поняла, что эти двое окончательно свихнулись.
Эпизод 3
Змея Эдипа
Пастух был пьян и потому благостен. Вино шумело в его крови виноградным прибоем, и ему хотелось плясать, смеяться или просто сделать что-то хорошее. И Бахус берег верного своего слугу, прокладывая для него путь меж семи скал. Вилась узкая тропинка по краю ущелья, плутала, прямо как ноги пастуха. И вывела его к старому кострищу.
Упал было пастух наземь, закрыл глаза, готовый отдать себя всего в объятия Морфея, но шум в ушах вдруг перестал быть таковым лишь в ушах. Услышал пастух чей-то плач.
Тонкий. Слабый.
Он открыл левый глаз, взмахнул рукой, отгоняя наваждение, но оно и не подумало исчезнуть. Плач зазвучал жалостливее. И пастух перевернулся на живот.
Ребенок, завернутый в грязную тряпку, сучил ножками, силясь высвободиться из пут.
– Чтоб тебя! – воскликнул пастух, раздумывая над тем, как ему поступить.
Ребенок замолчал, когда пастух взял его на руки.
Крепенький. И хорошенький. Светлые волосики, голубые глаза… но куда ему еще одного сына, когда и своих прокормить не получается? И оставить его тут тоже не по-людски…
– Кто ж тебя бросил здесь? – спросил пастух, и ответом докатился до него отголосок грома.
Не боги ли подбросили малыша? И не держит ли пастух в руках будущего великого героя? Или царя? Или и вовсе – юного Олимпийца?
– Эк же… – Пастух поскреб макушку. – И как оно теперь?
Так ничего и не придумав, забрал он младенца домой. Тот вел себя тихо, словно осознавая всю важность принятого пастухом решения.
– Царю отнеси, – велела ему жена, которой и со своими-то сыновьями не больно хотелось возиться. А тут еще и пришлый. Муженьку-то что, выпьет чуток – и пляшет, как безумный фавн, голоса чудесные в голове слышит. А ей – носи, рожай, расти…
Пастух лишь крякнул. Не смел он спорить с супругой, которая из года в год становилась все толще и сварливее. Да и то дело, царь пусть сам с подкидышем разбирается. Царь – умный!
И, выслушав сбивчивый рассказ пастуха, в котором появились рыдающая дриада, божественный свет и отблеск молнии в руке Громовержца, царь Полиба сказал:
– Отдай дитя моей жене. И пусть радуются люди: откликнулись боги на молитвы наши. Объявите, что сын появился у царя Полиба!