Дельфийский оракул

Боль плавила сердце Аполлона, заставляя его истекать кровью, и она наполняла руки его и ноги. Пылали жаром пальцы, прежде такие легкие. И грудь вздымалась тяжело, борясь за каждый вдох. Денно и нощно рабыни сидели у неподвижного тела, вытирая пот с его лба, жалея несчастного, прогневившего богов. А иначе – разве бывает такое с человеком, что он просто падает и остается недвижимым?

За ним ходили, как ходят за младенцем.

Он ничего не слышал. Он кричал от боли, не разжимая губ. И лишь в краткий миг между ночью и днем легкая тень возникала из сумрака. Садилась она у изголовья, ладонями обнимала его горячую голову и напевала что-то ласковое. Тогда боль отступала.

– Забери меня, – умолял Аполлон тень, зная, что она его услышит. – Забери меня в Аид! Дай испить горьких вод Леты. Пусть лишат они меня памяти… и я забуду боль, которую причинял другим. И слезы маленького Илионея. И то, как хрустнул меч, входя в тело Дамасихтона… и то, как плакала ты… нет, не хочу забывать! Тебя – не хочу. Каждый день, каждую нашу общую минуту – оставь мне. Ты же помнишь! Простишь меня ли? Я отомстил… и сломанный меч еще способен на удар. Я успел. Предупредил его. Брата предупредил. Он спасется. Он дома уже? Дома. Пусть будет счастлив… я так хочу, чтобы хоть кто-то был счастлив.

Гладила тень влажные от пота волосы, и затихал Аполлон.

– Скажи моей матушке – я простил ее. Она ненавидит. Она… она меня отправила… отомстить… И вот лишился я сердца. За что?! Не знаю. Говорят, я – бог. А я не хочу… останься со мной. Если я бог – отпустят меня. Скажи Аиду, что ты – моя невеста. Уходишь? Не уходи…

И вновь стонал Аполлон, а рабыни затихали, боясь прикосновением причинить ему новые муки. Уж лучше бы умер этот человек, чем так страдать! Но не спешили подарить ему эту милость боги, а царица не позволяла дать ему выпить маковый отвар. Умрет Аполлон – и тогда не останется у Эдипа причины и дальше жить в царском дворце. Как Иокаста перенесет разлуку с ним?

Эдип же, не смея желать большего, ловил минуты пребывания рядом со своей царицей…

Свадьбу сыграли.

Фивы славили нового царя – за молодость, силу и красоту. Надо ли им большего? Никому не надо.

Аполлон очнулся ночью. Он понял, что болел, и долго, потому что ослабел и не в состоянии был даже руку поднять. Он захрипел, и слабая тень качнулась ему навстречу. Та самая? Нет. Другая.

Темноволосая девочка склонилась над ним, вытирая пот со лба, и отшатнулась в ужасе.

– Господин! – воскликнула она. – Господин смотрит!

– Где… где… я?