Дельфийский оракул

– Консультации, – ответил Аполлон, разведя руки в стороны. – Всегда есть люди, которые хотят знать свое будущее, но не желают платить за это знание. И тогда возникает необходимость в жертвенной овце. В Дельфы люди приходили за ответами, которые им сообщала пифия. Золото получали жрецы. Что же получала пифия?

– И меня ты собирался тоже…

Саломея коснулась затылка. Рана уже затянулась. И шишка прошла.

– Павла ты очень раздражала. Но потом он понял, что был не прав. Я сам хотел тебя спасти. Получилось бы романтично! Увы, твой друг мне помешал.

– Поймал тебя у любовницы? Кстати, Павел, могу подкинуть тебе адресок. Съезди. Побеседуй с девушкой. Думаю, она много интересного расскажет.

По лицу Павла нельзя было понять, насколько его задевает услышанное.

– Тебя ведь использовали. Чья была идея со свадьбой? А с убийством? И дальше?.. Ты же вряд ли пошел бы на это только ради денег. Ради любви – другое дело. Благородный мотив!

– Я знаю.

– И миришься с этим?

Он пожал плечами: мирится. Привык. Ведь, несмотря на всех этих любовниц, Аполлон вернется – как всегда возвращался. Поводок, сплетенный из купюр, держит его крепко. Деньги – хороший гарант взаимной любви. А любовниц можно использовать. Ему даже приятно было превращать их в говорящих кукол.

– Ты ничего не говорил мне! – Аполлон возмутился, но Саломея не слишком-то поверила этому возмущению.

– Ты не спрашивал. Ты никогда ни о чем меня не спрашивал. Только говорил, что нужно сделать. И ее ты привел в Центр без спроса. Зачем?

– У нее были деньги. И это – хороший вариант после Ренаты. У нее столько денег, что нам хватило бы до конца жизни! А теперь и «двойное» состояние. Нам больше не нужна Рената.

– Павел не хотел подавлять волю родной матери? – спросила она у Аполлона.

– Ее волю не так-то просто подавить! Не каждого человека можно сделать… иным. – Павел разжал-таки кулаки. Он вдруг успокоился, как человек, принявший решение. – Жертва должна быть внушаемой. И слабой. Моя мать – сильная. Сестра… тоже. И твой друг. В любом другом случае мы бы оставили его в покое. Но он излишне любопытен.

И богат.

Все в конечном итоге упирается в чужие деньги. Понятный и совсем небезумный мотив, который делает всю эту историю еще более мерзкой. Ну почему Саломея вечно вляпывается в какое-то дерьмо?!

– С Алисой у вас тоже промашка вышла… и с Анной… удача от вас отвернулась.

– Я не верю в удачу, девочка. – Павел провел ладонями по лицу, будто стирая с него прежнее выражение.

Он и правда почти бокор. Колдун с мертвыми глазами. Он давным-давно умер. Из рукава в ладонь выкатился аптечный пузырек из темного стекла. Этикетки нет. И что за чудо-зелье внутри?

Главное, эти двое считают, что Саломея это выпьет!

– Больно не будет, – пообещал Павел, откручивая крышку. – Ты просто уснешь. И проснешься другим человеком.

Его мягкий голос завораживал. И Саломея вдруг поняла, что не в силах пошевелиться.

– Правильно. Я – твой хозяин. Слушай меня.

Крышечка легла на стол. Аполлон протянул ему бутылочку минеральной воды.

– Нет. Сама. Вот, возьми.

Саломея протянула руку. Она больше не была собой.

Запределье засмеялось. Оно раскрылось – беззвучно, изменив мир на один лишь волос. Предметы остались прежними. И чертова тяжелая бутылка в непослушной руке.

Нельзя!

Неужели у Саломеи настолько слабая воля?

– Пей, – приказал Павел.

Нет.

Запределье накидывает петлю за петлей на ее шею. И стены сближаются, словно желая запереть тут Саломею и этих людей, которых… не должно быть.

– Пей…

Но запределье боится колдуна. Он черный и страшный… и приказывает – вновь:

– Пей!

Рвутся нити. Бьют ее по губам. Саломею что-то опрокидывает, швыряет на пол. И голос Муромцева раскалывает реальность на куски:

– Стоять!

Все смешалось. Пузырек катится по полу. Далматов держит Павла за горло. Наклоняется – целует его – и… отпускает. Но сначала он говорит что-то, отчего выражение лица Павла резко меняется…

Эпилог

Это было безумное дело, и вряд ли получилось бы доказать хоть что-то. Ведь даже яд – а экспертиза пришла к выводу, что содержимое пузырька действительно представляет опасность для здоровья и жизни, – Саломея собиралась выпить как бы по собственной воле.

Но Павел заговорил.

Он излагал факты подробно и спокойно. Он не брал вину на себя, но делил ее поровну между всеми. В горе и радости, в болезни и здравии… Имена. Даты. Состав эликсиров. Обряды. Жертвоприношения. Его было сочли безумным, ведь нормальный человек, используя мышьяк, не призывает себе на помощь дьявола. Но Павел отказался признавать собственную ненормальность.

– Ему же хуже, – сказал Муромцев, которого все-таки не уволили, хотя и собирались. – Сядет теперь по полной. Если на суде открещиваться не примется.

– Не примется.

– Это потому, что ты… – Муромцев смешно покраснел. Он стесняется упоминать о том, чему стал свидетелем. – Ты его…

– Душу я его забрал.

Саломея уже знала, что бокор выпивает душу жертвы вместе с поцелуем. А завладев душой, он и телом управляет. Прикажет – и сердце остановится. Разум погаснет. Человек перестанет существовать.