– Хозяйка, – мягко спросила Лин, – а как бы мы не выглядели странно? Вот что нам одеться, кем представиться, подскажите?
Рухана потеплела – любила, когда ее слушали.
– Хм, – внимательно и подолгу оглядела каждую из нас, – если вас трое, значит, только один вариант: одна из вас госпожа, вторая ее компаньонка, а третья… третий… (взгляд на Лин) – телохранитель. Вот ты…
Края губ у Белинды дрогнули.
– Ты сойдешь за симпатичного парнишку, если правильно оденешься. Их охранником.
– Ты – (на Тами) – компаньонка.
Я прыснула, когда увидела, как Тамарис комично закатила глаза, – наверное, ей хотелось побыть «госпожой».
– А дочь купца – ты, – на меня, – это только у них, растущих с отцами-тиранами и вечно в побоях, такие робкие и запуганные глаза…
Губы Лин дрогнули сильнее. Теперь улыбалась и Тами.
Ну и ладно. Мне не было никакой разницы «госпожой» или «компаньонкой». Хоть служанкой из низшей касты.
Рухана умолкла. И Лин тут же поинтересовалась:
– Скажите, в вашем… городе… самые лучшие телохранители имеют какую-нибудь отметку, чтобы их сразу распознавали?
– Конечно. Каста Бохи – у них на щеке татуировка. С ними редко какой дурак вступит в бой… Раньше они в обязательном порядке брились наголо, но теперь допускают даже такую длину волос, как у тебя.
– Отлично, а есть ли мастер, который… за деньги… смог бы копию такой татуировки?
– Что ты, душечка? – Рухана завернулась в шаль, будто мгновенно замерзла. – Вот придумала. Если кто вступит с тобой в схватку и ты проиграешь, тебе отрубят руку – так у них принято. Ведь ты не Бохи!
«Не Бохи, – отвечал уверенный взгляд Лин, – но если я проиграю, я потеряю больше, чем руку…»
Мы знали, о чем она.
– Так мастер… есть?
– Ты хочешь, чтобы тебе ее нарисовали на щеке краской?
Мы шептались громко и возбужденно. Рухана ушла.
– Нет, настоящую.
– А если Бохи знают своих поименно?
– Придется драться со всеми Бохи сразу.
Кажется, она не особенно волновалась. А, может, привыкла решать проблемы по мере их поступления.
– Так она ведь останется на всю жизнь?
– А вдруг уродливая?
«Стивен сведет», – смеялись в ответ темные глаза.
– Почему вы заранее всего боитесь?
Мастер «татуажа» (здесь это называлось как-то иначе, но она не сумела прочитать), оказался пожилым, почти старым. С крупным носом, мешками под глазами и белоснежной, торчащей, как плотные кактусовые колючки, бородой. Растительность на его голове, впрочем, оставалась все еще темной; но больше всего удивляли свисающие прямо на глаза брови. Их стригли, но седые волоски все равно прикрывали верхнее веко и половину зрачка.
– Дормун. Чем могу быть полезен?
– Лин.
Белинда не стала называть полное имя, ни к чему. Как говорится, «меньше знаешь, крепче спишь».
– Татуировку, как у Бохи? Знавал я таких идиотов, как ты. Им рубили конечности.
Про конечности Белинда пропустила мимо ушей. Зацепилась за главное.
– Значит, умеете?
– Велика ли наука. Но их знак – не просто рисунок, это магический штамп. Они умеют его – на слове «активировать» браслет спотыкался трижды, ввиду чего Лин сообразила: «как-то заклинать», – …чтобы он вводил их в состояние транса. У тебя будет имитация.
– Этого достаточно.
Вместо удобного кресла обычный стул посередине, вместо прибора с иглой – темные краски и кисти на столе.
Старый Дормун помолчал.
– Но стоить будет дорого.
Лин прекратила рассматривать не слишком богатое убранство.
– Сколько?
– Пять ормов.
Ормы она выменяла у ювелира, на которого указала Рухана. Ормы – крупные деньги, ульки – мелкие. Она взяла и теми, и другими. Читала про дураков, которые светят «большие» монеты и тем самым привлекают внимание грабителей, потому не отказалась от маленьких.
Мелочь ей ссыпали в бархатный мешочек – всего шестьдесят ормов и сорок улек – позже она рассыпала по поясному кошелю для надежности.
«Даст за одну твою по двадцать – хорошо. На меньшее не соглашайся», – наставляла хозяйка таверны.
Ювелир не подвел – из-за ее заморской одежды щедро отсыпал за три ее диковинных золотых.
Дормун, как она и подозревала, рисовал кистью. Перед этим спросил:
– Сколько хочешь, чтобы держалась – день-два? Всю жизнь?
– Год.
Про «год» он не понял. То ли сбойнул браслет, то ли «год» здесь равнялся совсем не «году» в их привычном понимании. Тогда она прочистила горло, поправилась:
– До такого же, как этот, следующего дня в будущем.
Так он понял лучше. Долго дул на краску, что-то шептал, приговаривал – краска слушала и пузырилась.
Магией здесь пахло на каждом углу – Белинда поначалу тревожилась. Сиблинг не учил ее, как работать с волшебством, – что за материя, что за субстанция? Зато он учил не нервничать. Интуиция все еще при ней? Чуткость, повышенная восприимчивость, шестое чувство? Значит, справится.
Когда кисть впервые коснулась ее кожи, сделалось больно и щекотно – краска вцепилась в кожу мелкими когтистыми лапками.
– Мне нужно к Урмонам.
Говорила она осторожно, старалась не шевелить щекой.
– К Урмонам? Далёко же ты хочешь попасть.
– На чем к ним из столицы?
Будет неплохо, если между делом она сможет выведать что-нибудь полезное.
Мастер задумался.