Дело Аляски Сандерс

Потом дочери Перри и Хелен, Малия и Лиза, запели “О, благодать”. Это было душераздирающе. Предполагалось, что после них слово должен взять Перри. Но он не встал и не поднялся на небольшой помост, а вместо этого обернулся ко мне и протянул мятый листок, свою речь. Сам он не мог вымолвить ни слова. Поэтому у гроба Хелен, лицом к собравшимся, оказался я. Окинув взглядом цветущее кладбище, я подумал, что эта минута в ее обескураживающем совершенстве, возвышенная и волнующая, во всем подобна Хелен. Потом опустил глаза на текст – закапанный слезами, с расплывшимися чернилами.

Читая слова Перри, я невольно схватился за деревянную кафедру, чтобы не дрогнуть. Нынешняя трагедия с Хелен внезапно вызвала в памяти очень трудный период моей собственной жизни – смерть тети Аниты, случившуюся несколько лет назад при драматических обстоятельствах.

После погребения у Гэхаловудов состоялись поминки. Пришло очень много народу. Кейтеры уже не справлялись, и я стал им помогать. Держа в одной руке поднос с закусками, а в другой – бутылку вина, я бродил по комнатам на первом этаже, где группками расположились гости.

Я познакомился с родными и коллегами Хелен. Меня растрогало, что все они меня знали, причем не как Гольдмана, писателя, а как Маркуса, друга семьи Гэхаловудов. Давно я не чувствовал себя настолько самим собой, сбросив на пару часов костюм Гольдмана.

Понемногу разрозненные разговоры свелись к одной общей теме – Хелен. Каждый вспоминал о ней что-нибудь волнующее. Когда настал мой черед, меня попросили рассказать, как мы с ней познакомились. Чтобы преодолеть смятение, я попытался шутить:

– Хелен была невероятная. Чтобы иметь честь познакомиться с ней, мне для начала пришлось смириться с Перри. (По толпе гостей пробежал смешок.) Первый раз я увидел Перри два с половиной года назад, когда началось расследование по делу Гарри Квеберта. До сих пор помню дату, это было 18 июня 2008 года. Такое не забудешь: Перри застал меня, когда я насвинячил на месте преступления, и без лишних слов взял меня на мушку. После чего стал жаловаться, что книга у меня хуже некуда, и потребовал возместить ему пятнадцать долларов, которые он на нее потратил.

– Чистая правда! – подтвердил Перри под общий хохот.

– Я ему дал пятьдесят долларов, у него не было сдачи.

– Была у меня сдача, писатель, но вы меня бесили!

Гости веселились.

– Вскоре после этого эпизода, – продолжал я, – Перри наконец понял, что я отличный парень, и пригласил меня к себе на ужин.

– Исключительно из жалости! Вам тогда угрожали.

– Помню тот летний вечер здесь, в этом самом доме, вечер, когда в мою жизнь вошла Хелен. Она открыла мне душу, как мало кто прежде. Она была сама нежность и ласка. Сама щедрость. Она делала мир лучше. Сегодня, друзья, разговаривая с вами о Хелен, я чувствую одновременно отчаяние из-за того, что ее потерял, и благодарность за то, что мне довелось ее знать. Мы не в ладах со смертью. Не нужно забывать, что она – тоже часть жизни. Чтобы ушедшие оставались живыми, о них нужно говорить. Замалчивая из скромности их память, мы хороним их окончательно. Не так давно мне посчастливилось встретить семью Гэхаловудов во Флориде. Мы ужинали у моего дяди Сола, дорогого мне человека. Я был очень рад, что дядя познакомился с Хелен. Если позволите, я хотел бы его процитировать, привести слова, которые он произнес над гробом моей тети Аниты: “Великая слабость смерти в том, что ей подвластна только материя. Против воспоминаний и чувств она бессильна. Она, наоборот, оживляет их, укореняет в нас навсегда, словно говоря в свое оправдание: ‘Да, я многое отнимаю у вас, но посмотрите, сколько вам оставляю’”.

В тот день у Гэхаловудов мое внимание привлекла одна вещь: я не увидел никого из коллег Перри. Единственным представителем сил правопорядка был Лэнсдейн, шеф полиции штата Нью-Гэмпшир, с которым я познакомился во время расследования дела Гарри Квеберта. Я ожидал увидеть десятки полицейских в парадной форме, явившихся поддержать коллегу в его горе. Меня это настолько потрясло, что я даже поделился своим недоумением с шефом Лэнсдейном.

Действовал я тонко: предложил ему поднос канапе с лососем, которые он брал уже дважды, и, пока он жевал, заметил:

– Не вижу ни одного полицейского, кроме вас.

– Вас это удивляет, Маркус? – ответил он, проглотив бутерброд.

– Признаться, да… Где все коллеги Перри?

Шеф Лэнсдейн недоверчиво взглянул на меня:

– А во время следствия по делу Гарри Квеберта вы никогда не задавались вопросом, почему Перри ведет его в одиночку?

– Честно говоря, тогда я не обратил внимания, но теперь, когда вы сказали…

– Обычно полицейские работают в паре и никогда в одиночку. Все. Кроме Перри Гэхаловуда.

– Почему?

– Он вам не рассказывал, что случилось одиннадцать лет назад?

– Нет.

– Неважно, – решил Лэнсдейн. – Я просто хочу сказать, что Перри уже тогда не был особо близок с остальной командой и дело Гарри Квеберта их отношений не улучшило.

– А как это связано с делом Гарри Квеберта?

– Хватит об этом, Маркус. Сейчас не время и не место.

– Вы сказали или слишком много, или слишком мало.