Дело частного обвинения

— Когда стрельба началась, группа захвата с районной охраны в двух кварталах отсюда проезжала. С ходу рванули. В них — с крыши… Одного нашего слегка зацепило. Тут уж парни душу отвели! Жаль, оцепить не догадались, всех бы положили. А так… Три трупа, двое в реанимации, и еще одного повязали. Стволы взяли, ножей кучу.

— А Строганов?

— Прихватили, не отпускать же. Молчит, сука, но молодец. А черные… Что ж, тоже бойцы неслабые — мы же из ихнего начальства никого не замели, одних джигитов. Прикрывали до конца, дали своим скрыться.

— Знали.

— Что они сейчас — психи… понимали? Что пока не отомстят — не успокоятся? И по их закону — правы будут.

— Да брось, Саныч, не только по их закону. По любому.

— Так какого же…

— Не знаю. Володин сказал — срочно нужно развести. Я отговаривал его, но… Для него, как и для тебя, вопрос с Квадратным — дело чести. Что-то Володин важное узнал, хотел с Султаном перетолковать. Блин, мы же даже стволы в машине оставили!

— Тамаринцы знали, что вы с горцами общаетесь?

— Видел я их на… этом самом. И тех и других. Тамарин если считает, что Квадратного черные убрали, — так это его личное дело. А Володин в это, как я понимаю, не верил, потому и к Султану пошел — хотел до правды докопаться. Вроде тебя, Саныч.

— Знаешь, что я тебе скажу… Володин с Султаном в два хотел беседовать, я — в пять. Если бы наоборот — кто знает?..

— А я потому тебя и не послал с разговорами твоими. Начальство — везде дерьмо, им бы лишь меры принять и наверх доложить. Тамарину выгодно все на черных списать, а твоим прокурорам — дело закрыть.

— Слышь, переходи к нам? Тебе же еще тридцатника нет!

— Лучше ты к нам. — Строганов повернулся в сторону двери: — Эй, служба! Вали сюда, салобон, а то смотри — не укараулишь.

Кто-то с наслаждением повернул в его мозгу визжащее острие бормашины… Еще раз… Еще…

Виноградов с трудом оторвал от постели вялое, ноющее тело, старательно водрузил его на подгибающиеся ноги. Протяжно охнул — под черепной коробкой тягуче перекатывалось что-то тяжелое и жидкое.

Телефон продолжал звонить. Проклиная себя за то, что с вечера не удосужился выдернуть шнур из розетки, Виноградов снял трубку:

— Слушаю.

— Шолом тебе, брат!

— Пошел ты… морда! — Вопреки общей алкогольной интоксикации организма, Владимир Александрович не смог сдержать улыбку — общение с Аликом Фридманом всегда действовало на него благотворно, даже в голове полегчало. Фантазер, бессребреник и вечный неудачник — с ним было нескучно и просто, как с домашним животным.

— Ваше благородие, а погромы будут? — Этот вопрос Алик задавал Виноградову при каждом разговоре с тех пор, как тот стал сотрудником внутренних органов, — как и все еврейские мальчики из интеллигентных семей, он был не только немного поэтом, немного музыкантом, но и немного диссидентом. Вообще же они были знакомы более пятнадцати лет, со школьных еще времен — Дворец пионеров, лагерь на берегу живописного озера, грамоты и парады… Несколько лет назад, зашвырнув за шкаф математический диплом, Фридман с головой окунулся в мутные воды первого потока кооперации, неожиданно даже для самого себя баснословно по тем временам разбогател на «компьютерной теме», затем в одночасье разорился, запил, вылечился, во время туристической поездки в Хельсинки через Миссию попытался завербоваться в южноафриканскую армию, но вместо этого женился на милой и толстой шведке. Разведясь, остался без гроша в кармане, воровал в супермаркетах, попался — и был выдворен в пределы родной страны. В настоящее время, как слышал Виноградов, он занимался разработкой и адаптированием программ для игровых автоматов какого-то СП.

— Алик, а ты помнишь, я тебе рассказывал — в Кишиневе в восемьдесят девятом году плакат видел: «Утопим евреев в русской крови»?

— Ну?

— Гну… Рассольчику бы сейчас.

— Перебрал? — В голосе Алика проклюнулись искренняя забота и участие. Что такое похмельный синдром, он, ныне «подшитый», еще очень хорошо помнил.

— Не то слово. Вчера вдруг все так надоело, долбись оно…

— Так слышь, Саныч, я что звоню — пошли сегодня вечером в баню? Как раз взбодришься, омоешься. Пивка возьмем в «Березке».

— А кто будет?

— Да так, человек пять. Наших.

— А девушки?

— Что — надо? — В возникшей паузе зашелестела мембрана телефонной трубки. — Сделаем.

— Ох, брат… Что-то тут не то. Раньше ты вроде по баням не шастал?

— Какой русский не любит быстрой езды? И какой еврей не любит русской парной?

— Ладно, давай я адрес запишу… Во сколько говоришь?