Дело Фергюсона. Финт

- У кого же её нет? Только свою она утаивала. Ни словечка, кто её родители или откуда она. Если у нее есть близкие, она их стыдится. А может, опасалась, что они ей помешают. Когда я попробовал её расспросить, она заперла роток на замок. - Он помолчал, рассеянно листая лежавший перед ним номер «Голливуд вераити». - А может, боялась их. Вела она себя так, словно чего-то опасалась.

- И вы о них совсем ничего не знаете?

- Ровным счетом ничего, Билл. Насколько мне известно, ни от каких родственников известий она не получала и не желала получать. Все документы она подписывала Холли Мэй.

- А её настоящая фамилия?

- Дай-ка вспомнить! - Он сморщил физиономию, как шимпанзе. - Фамилия нечастая, но для серьезных ролей абсолютно неподходящая.

Холли Мэй я подобрал в масть образу, который творил для нее. - Он умолк. - Дотти… - сказал он затем. - Дотери. Д-о-т-е-р-и. - И увидел, как я переменился в лице. - Говорит о чем-нибудь?

- Не исключено, - ответил я любезно. (Дотери - одна из фамилий в списке миссис Уэнстайн!) - Вы сказали, что большинство друзей Холли, её друзей-мужчин, были много старше нее?

- Совершенно верно. Ей нравилось отцовское внимание. У многих актрис так, не знаю почему.

- А молодых людей в её жизни не было?

- Были, конечно. Электрой её не назовешь. Время от времени я встречал её и с куда более молодым эскортом. Некоторое время она очень интересовалась одним мальчиком. Мне она не докладывала, но я не слепой.

- Когда это было?

- Вместе я их видел прошлой весной и летом в клубах. Терлись коленями под столиком, ну и прочее в том же духе. Сколько времени это продолжалось, не знаю.

- А его фамилия?

- Не помню. Она нас познакомила, когда я столкнулся с ними в Лас-Вегасе. Но я не обратил на него внимания. Так, еще один бездельник. Сторож на автостоянке со смазливой рожей.

- Имя Ларри Гейнс вам слышать не случалось? Или Гарри Хейнс?

- Точно не скажу. Может быть. - Он тщательно выбирал слова.

Я достал фотографию Ларри Гейнса, встал и положил её на «Вераити».

- Вы его узнаете?

Спир вгляделся в снимок:

- Это он.

- Что они делали в Лас-Вегасе?

- Занимались музыкой.

- Вы это точно знаете?

- Логический вывод. Я сидел с Холли за рюмкой у нее в номере. Вваливается красавчик - у него был свой ключ. Уже собрался мне врезать, но тут Холли объяснила, кто я. - Он ухмыльнулся. - Её персональный евнух.

- Очень интересно.

- Почему? Или это еще продолжается? Они по-прежнему занимаются музыкой?

- На такой вопрос мне лучше не отвечать.

- Ну и хорошо, Билл. Всегда восхищался людьми, которые умеют молчать. И полагаюсь на тебя. Если из этого разговора что-то воспоследует, так его никогда не было. Мы друг друга в жизни не видели.

Меня это вполне устраивало.

19

Машины на Уилтшире и Сан-Висенте то рвались вперед, то еле ползли. До своей конторы я добрался только в начале шестого. Белла Уэнстайн ждала за своим столом. Она улыбнулась мне довольно криво.

- Мне очень жаль, мистер Гуннарсон, но с вашим списком я ничего не выяснила. Телефонная компания выставила меня за дверь ровно в пяты.

Отказаться от своей идеи мне было невыносимо. Вероятно, я подсознательно искал оправдания тому, что скрываю от Уиллса существенные сведения.

Миссис Уэнстайн посмотрела на мое лицо и сочувственно сморщила свое.

- Если это действительно так важно, то, пожалуй, я знаю, где могу найти нужные книги. У Вельмы Копли в справочной есть полный набор.

- Обратитесь к ней, хорошо? Это правда, очень важно. Говоря между нами, это первое по-настоящему важное дело в моей жизни.

- Ну, так я сейчас и попробую. - Она встала и взяла со стола свою сумочку. - Да, совсем забыла! Вам звонил какой-то доктор Саймон. Просил передать, если вы хотите с ним поговорить, то он едет домой обедать, а потом вернется в больницу.

- А что он установил, не сказал?

- Нет. Это доктор миссис Гуннарсон?

- Господи! Нет, конечно! - При одной мысли об этом у меня мороз по коже прошел. - Её ведет Тренч.

- Я так и думала.

- Доктор Саймон - патологоанатом и производит вскрытия для полиции. Я пообедаю, поговорю с ним и встречусь с вами здесь.

Салли сидела в гостиной под торшером с голубым вязаньем на коленях. Она считала петли и не подняла глаз. В мягком свете она выглядела собственным портретом кисти какого-нибудь прерафаэлита.

Я стоял и смотрел на нее, пока она не кончила считать.

- Никогда мне не выучиться вязать по-настоящему, - сказала она. - Nimmer und nimmermehr.

А от тебя помощи никакой. Нависаешь надо мной и хихикаешь.

- И не нависаю, и не хихикаю. - Нагнувшись, я поцеловал ее. - А просто думал, какой я счастливец, что у меня есть ты и я иду домой к тебе. И как только мне удалось заманить тебя в ловушку брака!

- Ха! - ответила она со своей изумительной медленной улыбкой. - На хитрости пускалась и капканы расставляла я. Ты даже понятия не имеешь. Но все равно, ничего чудеснее ты мне сказать не мог. Наверное, день у тебя был хороший.

- День был на редкость паршивый, если сказать правду. Самый путаный и сумасшедший день в моей жизни. И хорошо мне сейчас по контрасту.