Дело Фергюсона. Финт

- Так и сыплем пышными комплиментами! - Она одарила меня долгим всепроникающим взглядом. - Ты здоров, Уильям?

- Совершенно здоров.

- Нет, я серьезно. Ты какой-то осунувшийся и сосредоточенный.

- Сосредоточен я на тебе.

Но прозвучало это фальшиво. Я снова поискал её губы, но она отстранила меня и принялась изучать. Чувствовать на себе эти серьезные ясные глаза было удивительно приятно, но я занервничал. По-моему, я испугался, что в моих глазах она прочтет много лишнего. Мысль о Спире ударила мне в голову, как скверный запах.

- Что случилось сегодня, Билл?

- Много всякой всячины. Всей ночи не хватит рассказать.

- Так у нас же есть вся ночь… - Тон был чуть вопросительный.

- Боюсь, что нет, радость моя. Мне надо будет уехать, как только мы пообедаем.

Она сдержала рвущийся протест и заморозила его у себя на лице.

- О!… Ну… Обед в духовке, можем сесть за стол хоть сию минуту.

- Я вовсе не так тороплюсь, - ответил я и тем не менее посмотрел на часы.

- А куда тебе надо?

- Будет лучше, если я не отвечу.

- Во что ты впутался, Билл?

- Ни во что. Обычное дело.

- Не верю. С тобой что-то случилось. С самим тобой.

- Только косвенно. Я столкнулся с парой необычных ситуаций, с необычными людьми. Ну, и в тот момент они меня встревожили. Но все прошло.

- Ты уверен?

- Не трать на меня материнских забот!

Я думал сказать это шутливо, а вышло резко. В воздухе стояли губительные миазмы, они просачивались внутрь и жгли глаза, как невидимый смог. Я не хотел, чтобы он коснулся Салли, я не хотел, чтобы она даже подумала о нем.

Но она заморгала, словно её глаза ощутили его едкость.

- Избави меня Бог окружать тебя материнскими заботами! Ты уже большой мальчик. А я большая девочка, правда? Большая, большая, большая!

Она отодвинула вязанье резким движением, которое меня напугало. До меня начало доходить, что мои нервы перенапряжены. Как и ее.

- Дай-ка мне руку, - сказала она. - Матерь Гуннарсон хочет встать. Нет, это не землетрясение, друзья и соседи, это просто Матерь-земля Гуннарсон возносится из кресла. Алле-оп!

Она ухватилась за мою руку и с улыбкой встала, но весело не было ни ей, ни мне. Она тяжело побрела на кухню. Моя удача взлетела у меня в мыслях, как золотая монета, и с пронзительной ясностью я увидел её оборотную сторону: в Салли и под её сердцем сосредоточивалось все, что было мне дорого в мире. Мой мир висел на тоненькой пленке.

Я пошел в ванную умыться. Я мыл руки и лицо, словно совершая ритуал, и не смотрел на себя в зеркале над раковиной. Салли крикнула из кухни:

- Суп на столе! То есть будет, когда ты доберешься до стола, копуша.

Я пошел на кухню.

- Сядь. Дай я за тобой поухаживаю. Тебе пора поберечь себя.

Она сверкнула улыбкой через плечо.

- Не трать на меня отцовских забот. Доктор Тренч сказал, чтобы я двигалась и хлопотала столько, сколько мне хочется.

Так вот: мне хочется. Я люблю тебя кормить.

Она пронесла мимо меня две тарелки с дымящимся супом.

- Лапшу я сама сделала, - продолжала она, когда мы сели за стол. - Весь день сушила её на решетке холодильника. Не спорю, получилась она толстоватой, но выяснилось, что нужна гигантская сила, чтобы раскатать лапшу тоненько. На вкус ничего?

- Отлично. Я люблю лапшу потолще.

- Во всяком случае суп не из банки, - заявила она горячо. - Доедай. А потом будет жаркое по-испански.

- Ты становишься великой кулинаркой.

- Ага. Смешно, правда? Я же терпеть не могла готовить. А теперь у меня от всяких идей отбою нет. Пусть даже я не умею вязать.

- Погоди, пока не обзаведешься пятью или шестью. К тому времени ты будешь вязать, как художница.

- Ни пятью, ни шестью я обзаводиться не собираюсь. Мой предел - трое. Трое уже орда. И в любом случае, слишком уж это окольный способ учиться вязать. Как у Чарлза Лэма.

- Кого-кого?

- Чарлз Лэм об изобретении жареной свинины. Всякий раз, когда им хотелось жареной свинины, они сжигали хлев. Будет дешевле и проще брать уроки вязания. Подумай только, какая экономия на докторских счетах, не говоря уж о нагрузках на мой костяк.

- Ешь суп, - сказал я. - Твой костяк надо укреплять. Я съел все до последней капли, а ты ни ложки не съела.

Она виновато покосилась на полную тарелку.

- Знаешь, Билл, я эту лапшу есть не могу. Я так долго её готовила, что у меня к ней какое-то материнское чувство. Может быть, испанское жаркое во мне таких личных эмоций не пробудит. С тех пор как я прочла «По ком звонит колокол», Испания у меня особого восторга не вызывает. - Она было приподнялась, но снова села. - Ты не достанешь кастрюлю из духовки? Я что-то скисла немножко.

- Я знаю. Ты всегда много говоришь, когда скисаешь. - Я снова посмотрел ей в глаза и заметил, какие они огромные и темные, даже кожа вокруг поголубела. - Сегодня что-то случилось, Салли?

Она закусила пухлую нижнюю губу:

- Я не хотела тебе говорить. У тебя и так тревог хватает.

- Но что произошло?

- Да ничего. Днем кто-то позвонил. Ну и я слегка расстроилась.

- Что он сказал?

- Я даже не знаю твердо, что звонил «он». Он только дышал мне в ухо. Я слышала одно пыхтенье и ни единого слова. Точно какое-то животное.

- А что ты сделала?