Дело Кристофера

Я давно не виделась с родителями. Довольно непросто выйти из машины и постучать в дверь. Старенькая тойота Брюса припаркована рядом с отцовским шевроле, и это зрелище вызывает отторжение: я до сих пор переживаю из-за того, что в нашем разрыве самые близкие люди поддержали не меня. Набравшись мужества, выбрасываю из головы грустные мысли и направляюсь к дому.

— Ханна… — ахает мама с порога, и бросается меня обнимать. Папа перенимает эстафету, а Брюс просто топчется на заднем плане. Это ничего, все в порядке, ведь я приехала, чтобы объявить, что наконец-то нашла мужчину, которому действительно нужна. Настоящего мужчину. Своего. Сделаем вид, что почти десять лет обид не в счет.

Пока папа обнимает меня за плечи, мама ставит чай. Это кажется правильным, но мы слишком долго не были настоящей семьей, и приходится вспоминать прошлые привычки.

С тех пор как Брюс переехал к моим родителям, я у них не появлялась. И теперь с удивлением отмечаю множественные изменения, произошедшие в доме. Сделанная вручную добротная мебель, автомастерская, организованная прямо в гараже. В ней, рассказывают мне, работают папа с Брюсом и соседский мальчишка. Последний появляется после занятий в школе и, в основном, только помогает, но парнишка смышленый и далеко пойдет. Именно так жили люди в Миссисипи, который я привыкла считать своим домом, но, как это ни странно, порядками нашей Родины живут родители, а мое сердце ныне бьется в ритме большого города.

Сиднея.

Что ж, не без огорчения вынуждена признать, что пусть для меня Брюс — негодяй, который ни во что меня не ставил, но для папы он хороший друг, помощник и единомышленник. И нечего в своих бедах винить родных — если бы я вышла замуж за человека, который им симпатичен настолько, им было бы безумно приятно, остальное — только мой недосмотр. Кого же еще винить в том, что голову я использовала лишь для того, чтобы волосы красить? А тут настоящая идиллия: папа делает лучше Брюса, тот — папу, а мама тихонько умиляется. Ничего-ничего, как познакомлю их с Шоном поближе, пусть тоже поломают голову на тему моего выбора! Боже, я не должна так злорадствовать от этой мысли.

— Так чему мы обязаны твоим визитом? — спрашивает папа. В отличие от мамы он не привык притворяться, что в мире царит добро и справедливость. Наверное, я пошла в него.

— Я выхожу замуж. И приехала, чтобы пригласить вас на свадьбу.

А ответ на мое заявление, однако, просто убийственный:

— Что, опять? — удивляется папа. Будто уж и не чаял увидеть меня в подвенечном платье.

— Не смешно, — кисло отвечаю я.

— Ну, просто я думал, что вы с Ашером разошлись насовсем, — поясняют мне причину замешательства. Упс, ну да, я совсем забыла, что прошло всего-то четыре с хвостиком месяца.

Не могу понять, хорошо или плохо, что родители считают меня верной настолько.

— Эм, пап, я не об Ашере, — осторожно начинаю я, но вдруг вмешивается мама, проявляющая просто чудеса проницательности.

— Она собирается замуж за своего австралийского друга, правильно, Ханна? — и вешает на крючок снятый фартук.

— Откуда ты знаешь? — вполне искренне удивляюсь я. Мама, конечно, гуру отношений (это ее неоспоримое достоинство), но она же нас с Шоном вместе видела считанное количество раз!

— Ну, детка, не делай такие удивленные глаза. В ту ночь, когда самолет разбился, вы сидели рядом, и он что-то тебе говорил, а ты просто слушала. Тогда я все и поняла.

— Что ты поняла? Он всего лишь переводил мне репортаж о крушении самолета, потому что в итальянском, я не ноль, а настоящий минус! — мрачнею я. Неужели все было очевидно еще тогда?!

— Да что бы ни было, Ханна. Просто я никогда такого не видела. Ты очень умная девочка, поэтому обычно слушают тебя, другим тебя чему-то учить ты не позволяешь. Даже нам с Джоном. Перебиваешь, отмахиваешься, и приходится отступать. Но с ним ты вела себя иначе.

Ты ловила каждое слово, пыталась поспорить, что-то доказать, будто его мнение имеет значение. Тогда-то я и заподозрила, что он — тот самый человек, с которым вы жили вместе.

Не суть. Лучше скажи, почему ты приехала одна, а не с ним. Мы же его почти не знаем. Мы видели его на Сицилии и лишь дважды после этого. И каждый раз он практически не разговаривал с нами.

— Не принимай это на свой счет, мамочка. Это для него норма. И я его не привезла с собой, потому что он вам не понравится. И вы ему тоже. Такой уж он человек. Он не станет рассказывать о себе, не будет пить чай, не сыграет с папой в шахматы, — мстительно указываю на Брюса, — он не сделает ради вас вид, что он лучше, чем есть на самом деле. И ради меня тоже. Но он много для меня значит, и это самое главное.

— Джо, а что-нибудь хорошее ты нам о нем сказать можешь? — хмурится папа. — Я бы успокоился, если бы услышал хоть что-нибудь хорошее.

Мне приходится немножко подумать, что же такого хорошего в Шоне, чтобы они не волновались.

— Он любит меня. Он меня защищает. Иногда он мне улыбается, только мне, поэтому я ценю его улыбки. Еще он разделяет мои интересы. Нам легко вместе жить, легко работать. Просто легко. И все чудесно, правда.