Дело Марины Мнишек

Ей было неприятно, что Искаков заговорил о ее молодости. Сам полковник выглядел сегодня необычно усталым, немолодым. Щеки у него были бледны, даже с желтизной — или ей так казалось, оттого что за окнами было по-утреннему солнечно и зелено и свет из окна падал прямо на полковника. Он сидел сейчас, склонив седую голову, внимательно читал какие-то бумаги в папке, которую вынул из сейфа Пахомов. (Вот уж кого она всегда воспринимала немолодым, хотя удивительно — ведь Пахомов на два года моложе полковника! Но такой уж он: одного роста с Искаковым, а кажется намного ниже, потому что сутулится, и от мясистого носа у него к уголкам рта тянутся глубокие морщины, отчего лицо кажется скорбным и пожилым, и глаза у Пахомова тоже суровые и немолодые. Валентина иногда сердится на него за невнимание, но, в сущности, она мирится с этим невниманием, как когда-то в детстве мирилась с тем, что родители не могут все время заниматься ею, что у них есть свои, взрослые дела).

Валентина думала о своем, а Волынский, Есенов и Митько, извинившись, занялись своим разговором: Валентина была благодарна им, что они не развлекают ее.

— Ну что с Алексеевым? — шепотом спросил Волынский. — Вы его видели?

Есенов ответил, что сейчас говорил с ним.

— Ну как?.. Пахомов попросил меня срочно выяснить насчет одного телефона, я не мог выйти к вам… Как?

— Полковник предложил ему подать рапорт об увольнении.

Волынский присвистнул.

— Тише ты!.. — сердито одернул Есенов.

— Василий этого ожидал, — сказал Митько.

— Мало ли чего ожидал! — Волынский с досадой хлопнул ладонью по колену. — Валентина Дмитриевна, извините… Можно мне пересесть на ваше место? (Валентина сидела между ним и Есеновым и мешала темпераментному Волынскому; они поменялись местами). Я пойду к полковнику. Только закончится эта петрушка, — Волынский показал на собравшихся, — и сейчас же пойду! Ты пойдешь со мной, Есенов?

— Порох!

Валентина теперь краем уха прислушивалась к их разговору — они поминали полковника и Пахомова…

— Ты тоже пойдешь с нами, — Волынский резко повернулся яйцом к Митько.

— Конечно, пойду, — Митько коротко вздохнул.

— Идти пока не надо, — вмешался Есенов. — Полковник согласился отсрочить подачу рапорта.

— Ай да Пахомов! — обрадовался Волынский. — Это реальный шанс — отложить до выполнения задания. А там… победителей не судят!

— Такие, как полковник, судят и победителей… — хмуро возразил Есенов. — Извините, Валентина Дмитриевна, совсем вас забыли.

— Что-то случилось? — спросила Валентина.

— Да… С нашим товарищем.

Валентина увидела, что лица у всех троих сразу же замкнулись. Она не стала расспрашивать.

Пахомов застучал карандашом по графину.

— Волынский, прошу тишины, — строго предупредил он.

— А я как раз сейчас молчу, — совсем по-студенчески, обиженно отозвался Волынский. Пахомов не ответил.

— Разрешите начать, товарищ полковник? — спросил он Искакова.

— Начинайте.

Пахомов («а он не седой», — удивилась Валентина) стал докладывать о вчерашних происшествиях.

Полковник слушал, иногда согласно кивал головой, несколько рассеянно, потому что не переставал одновременно просматривать бумаги в лежащей перед ним папке. Главным событием дежурства, естественно, были наезд на Северном полукольце и задержание водителя автомобиля Антипова. Но в изложении Пахомова и эти события выглядели будничными, неинтересными, рядовыми. Валентина понимала, что с подобными происшествиями и Пахомову, и Волынскому, и всем остальным приходится иметь дело часто, но все равно — подвиг есть подвиг, а то, что совершил Пахомов, забравшийся на ходу в кабину мчавшегося по шоссе автомобиля, — подвиг. Пахомов же упомянул об обстоятельствах задержания как-то вскользь, мимоходом, точнее, квалифицировал это событие на юридическом языке и только. «Все же я была права вчера, — думала Валентина, — все они здесь отличные человеки, но сухари сухарями».

Полковник тоже не интересовался «обстоятельствами задержания», он не задал ни одного вопроса, а достал из конверта пачку денег — как видно, тех, что были изъяты у покойного, — и стал рассеянно просматривать ее, Валентина сказала бы — стал пересчитывать деньги, потому что при этом он едва заметно (но достаточно заметно) зашевелил губами.

Когда Пахомов закончил докладывать, полковник спросил, что предпринимается для опознания трупа.

На вопрос отвечал Волынский:

— Вначале предполагалось опросить жителей в районе происшествия, — сказал он вставая, — если, разумеется, раньше не поступит соответствующего заявления об исчезновении человека. Предполагалось также произвести опрос на окрестных предприятиях — есть признаки того, что потерпевший жил и работал где-то неподалеку от места происшествия.

— Предполагалось вначале, — а теперь? — перебил полковник. — Меня интересует, не что вы предполагаете, а что будете делать.