Дом Серафимы Павловны Бурак стоял в глубине двора — одноэтажный, деревянный, с потемневшим крылечком и двумя окошками по обе стороны крылечка. От улицы двор был отгорожен невысоким штакетником, от соседнего двора — ветхим забором и кустами малины. Во дворе росли две старые яблони, на грядках под окнами — цветы. От калитки тянулась посыпанная желтым песком дорожка к крылечку. Мощные линзы бинокля приближали крылечко так близко, что казалось, только шагни — и можно будет толкнуть рукой дверь с облупившейся краской. В доме, вероятно, никого не было, на дорожке, посыпанной песком, хорошо видны следы, ведущие к калитке.
— В доме никого нет? — спросила Валентина.
— Старушка на работу ушла, — ответил Митько.
Валентина передала ему бинокль, отошла к полковнику. Он сидел теперь у чертежного столика вместе с Пахомовым, Волынским и следователем прокуратуры. Лица у всех были веселые.
— Согласен, согласен, майор. Явно, не дают мне твои лавры покоя, — смеялся полковник.
— Не надо было уходить в большое начальство. Оставался бы в следственном.
— Ох! — Полковник притворно вздохнул. — Все, последний раз на задании — все!.. Нет, ты мне скажи, Пахомов: я детектив или не детектив?.. Скажи ты, Волынский?
— Детектив, товарищ полковник. Так точно.
— Слышал? А Волынский ни за что не польстит, сам знаешь. Так чего же ты хочешь?.. Но я сказал: сегодня последний раз!
— Не вытерпите, товарищ полковник. Это как батя-генерал, врачи давно запретили, а он все равно каждый день летает. Мать ему говорит: «Ты злоупотребляешь служебным положением!»
— Волынский, Волынский! — полковник притворно насупился.
— Волынский! — позвал Митько.
— В чем дело?..
Все умолкли, насторожились.
— Ничего, товарищ полковник. Это я Волынского…
Волынский отошел к окну.
— Что вы так далеко сели, Валентина, пересаживайтесь поближе, — пригласил Пахомов, показывая на освободившийся стул. — Вы сегодня такая красивая. Цыганочка!
— Смотрите, что делается! Без очков, а разглядел! — воскликнул полковник. — Я в теснинах раздумья и на путях смущения.
Валентина почувствовала жар в щеках.
— Что это вы всегда цитируете, Булат Искакович?
— А-а!.. Старые восточные летописи, Валентина Дмитриевна. Пристрастился читать их, вот и застревают в памяти… — Полковник на мгновение прищурил глаза и процитировал: «В этот день на небе могущества и силы взошла луна счастья, на горизонте твердости и счастья засверкала звезда победы, благовестник судьбы и счастья принес радостную весть о достижении великой цели и получении предмета больших желаний».
— Красиво.
— Красиво… — Полковник помолчал. — «Взошла луна счастья» — это, Валентина Дмитриевна, значит, что одному хану удалось отрубить голову своему мятежному вассалу, — хан получил наконец «предмет больших желаний…» А слова подобраны красивые.
— У убийц такое бывает! — подтвердил Пахомов. — И слова они не прочь украсть.
Полковник взглянул на часы, как будто невзначай, но все заметили.
— Бывает, — повторил Пахомов.
— Ждать и догонять — хуже нет, — сказал следователь прокуратуры.
Валентина встала, подошла к окну.
— Все это литература! — говорил Волынский Митько. — Литература, Сашенька, литература, дорогой мой Сандро.
— Я тебе давно хотела задать такой вопрос, Евгений! За что ты так не любишь литературу? — спросила Валентина.
— Не люблю?.. Митько, я не люблю литературу?.. Я не люблю литературу? Чтение научной фантастики, например, уважаемая Валечка, я считаю самым лучшим отдыхом для детектива.
Последнюю фразу он сказал совсем серьезно. Но Валентина знала Волынского.
— А если без шуточек, Женечка?
— А он не шутит, Валентина Дмитриевна, — неожиданно ответил за Волынского Митько. — Он ведь рассказы пишет, научно-фантастические. Еще с института.
— Рассказы?!
(Потом он несколько раз обещал мне дать почитать их, но не дал. А когда случилась беда… и полковник принес мне оставшиеся после него рукописи, я прочла в его дневнике, что дать почитать рассказы он стеснялся. Волынский — стеснялся!.. Рассказы его я тоже тогда прочитала).
— Внимание. Появился!.. — негромко, но внятно произнес Митько: и разговаривая, он не переставал наблюдать за улицей.
В комнате наступила тишина, все подошли к окнам. По противоположной стороне улицы шел Ушаков. Он шел медленно, не глядя по сторонам, словно задумавшись. Он прошел мимо дома Серафимы Павловны, дошел до конца квартала и завернул за угол.
Некоторое время улица была пуста.
Потом прямо под окном, из которого наблюдала Валентина, появился какой-то мужчина в сером пиджаке, пересек улицу, открыл калитку во двор Серафимы Павловны, быстро прошел по посыпанной песком дорожке и поднялся на крылечко.
«Таинственный
(В тишине неторопливо стрекотала кинокамера: Митько, зажмурив один глаз, снимал происходящее за окном).
— Таинственный
— Ушаков вон, — показал в конец квартала Пахомов.
— На карауле?