Дело Мотапана

Бедный Альбер не получил повестку, но в шесть часов вечера ему доставили письмо, которое принесло новое разочарование. Жак писал, что не сможет с ним пообедать — тетка потребовала, чтобы он оставался у нее, пока она не ляжет спать. Он добавил, что придет к своему другу еще до полуночи, и уговаривал запастись терпением.

Дутрлез пришел в самое дурное расположение духа, и ему показалось, что Жак его бросает. А если он отказывается помогать, то не иначе как по совету брата. Дутрлез забыл, что отставной лейтенант Куртомер никому не позволяет командовать собой. Альберу даже нравилось думать: «Жак бросил дело, которое защищаю я и которое больше никто не осмеливается защищать. А я пойду до конца».

Он пообедал в одиночестве, потом отослал своего камердинера, который очень обрадовался этому, и уселся в курительной, откуда можно было наблюдать за окнами в квартирах графа и барона. Света не оказалось ни в одной, ни в другой, из чего Дутрлез заключил, что никого из них нет дома. Но он ошибался, потому что в это самое время Мотапан вел интересный разговор со своим старым товарищем Жиромоном. К десяти часам он увидел свет в спальне графа и в той комнате, где барон собирался спать в эту ночь. Из этих наблюдений Дутрлез сделал заключение, что оба вернулись домой. Тут раздался звонок, заставивший его вздрогнуть. Дутрлез пошел открывать: это оказался Жак.

— Очень рад, что не разбудил твоего камердинера! — воскликнул племянник маркизы де Вервен.

— Я приказал ему не вставать, если позвонят, — сказал Альбер. — Я не хотел, чтобы он тебя видел. Но, признаюсь, я тебя не ждал.

— Почему? Ты ведь получил мое письмо?

— Да, но думал, что твоя тетя…

— Моя тетя легла спать, и я не стал терять времени. Я нашел извозчика, который довез меня сюда за двенадцать минут. Но мы сможем действовать только после полуночи. У нас есть еще час.

— Да, по меньшей мере. Они пока не спят.

— Тем лучше! Мне хватит часа, чтобы рассказать все, что я узнал. У тебя есть из чего сделать грог? У меня пересохло в горле — я много говорил. А сигары есть?

— Все есть. Пойдем, — сказал Дутрлез.

— Прекрасно! — воскликнул Куртомер, проходя в курительную, где в камине горел яркий огонь. — Здесь хорошо! А на улице холодно и сыро…

— Ну, рассказывай. Мне хочется поскорее узнать, какие известия ты привез.

— Подожди, я сниму пальто. И объясни, что это за огни в доме напротив. У кого на первом этаже так ярко горит свет?

— У Мотапана.

— А этот слабый свет на втором?

— Это спальня графа.

— И эта спальня находится как раз над спальней барона. Смотри! Старый злодей потушил свои люстры!

Дутрлез быстро подошел к окну.

— Да, — прошептал он, — все погасло. Может быть, мне пора занять свой пост?

— Что ты! — воскликнул Куртомер. — Граф еще не спит, и если он вздумает пройтись по квартире, то непременно тебя заметит.

— Но я могу упустить момент! Кто знает, не отправится ли Мотапан на второй этаж, пока мы здесь разговариваем?

— Во-первых, я не уверен, что это Мотапан бродит по ночам, — он поступил бы умнее. Подумай сам: сейчас только одиннадцать, в доме все на ногах, включая Маршфруа. Свет на лестнице еще горит. А злоумышленник, которого ты встретил прошлой ночью, действует впотьмах и до полуночи не появится, так что давай сядем и закурим сигару.

Дутрлез был не вполне согласен с другом, а потому устроился на стуле между камином и окном, чтобы наблюдать за окнами правого флигеля.

— Почему ты не явился в суд? — спросил его Куртомер.

— Меня не вызывали, — с удивлением ответил Альбер.

— Извини, но мой брат вызвал тебя одновременно с Мотапаном, и тот поспешил прийти.

— Уверяю, я ничего не получал и очень сожалею, потому что сумел бы смягчить показания Мотапана. Господин Куртомер выслушал только доносчика, между тем, допросив меня…

— Утешься! Следствие будет вести не мой брат.

— Как, он отказался?! Это дурной знак. Он, без сомнения, убедился, что Жюльен виновен, и не хочет заниматься делом, которое кажется ему безнадежным.

— Почти что так. Но мой брат не только отказался от следствия, он подал в отставку… и, конечно, имел на это основания, потому что очень дорожил своей работой.

— Стало быть, все погибло! Я надеялся только на его доброжелательность и справедливость… Но что заставило твоего брата принять такое важное решение?

— Произошло нечто очень странное. Ты помнишь, что сегодня утром мадемуазель Кальпренед сказала, что ее отец нашел ожерелье…

— В комнате Жюльена. Признаюсь, меня это смутило.

— И меня. Но мы не спросили, куда оно потом девалось.

— Я полагал, что граф оставил его у себя.

— Нет! Граф вчера вечером решил показать его моей тетке и попросить совета. Ты никогда не угадаешь, что она придумала, чтобы успокоить своего друга! Сегодня утром она поехала в суд, вошла к Адриану, бросила ожерелье на его письменный стол и сказала: «Вот камни человека, называющего себя бароном. Мне отдал их граф, сказав, что нашел ожерелье у своего сына. Очевидно, кто-нибудь его подбросил, чтобы сыграть злую шутку с этим молодым человеком. Вызови Мотапана, верни ему камни и заставь его забрать жалобу».