Дело о бананах

Может быть, Иселю и на самом деле пришлось бы довольно туго, и торчать бы ему неведомо сколько в коста-риканской столице, пока велось бы разбирательство скандального происшествия, невольным участником которого он стал. Может быть. Если бы не излишняя словоохотливость и чрезмерное рвение «потерпевшей». Элена Гавидиа, расписывая корреспондентам в деталях встречу с «сексуальным маньяком», его злонамеренные действия и своё бесстрашие, явно хватила через край. Дотошному следователю, Виктору Триго, и адвокату капитана Прьето (сеньор де ля Роко явился в участок к вечеру) не составило большого труда уличить «бедняжку» во лжи, после чего сфабрикованное против панамца обвинение в «покушении на изнасилование» само собой отпало. Конфигурация, направление и глубина царапин, оставшихся на лице, груди и шее Элены, даже при поверхностном осмотре убедили экспертов в том, что их нанесла себе сама «жертва» (капитан коротко стриг ногти и при всём желании не мог оставить на коже девочки подобные следы). При медицинском обследовании пятнадцатилетней Элены выяснилось также, что «Орлеанская девственница» из Сан-Хосе, мягко говоря, заблуждалась, заявляя репортерам, будто в лифте её хотели лишить невинности. Её утверждения насчет того, как она отчаянно сопротивлялась и чуть не сняла скальп с «негодяя насильника», не выдержали проверки. На фотографиях, отпечатанных с негативов, которые следователь и адвокат запросили из редакции «Пренса либре» и других газет, капитан Прьето предстал тщательно причесанным, с безукоризненным (волосок к волоску) пробором. Так, одно за другим, отметались свидетельства «пострадавшей».

Всё это, вместе взятое, привело и следователя и адвоката к выводу, что если и следует заводить судебное дело, то не по обвинению сеньора Иселя Прьето в посягательстве на честь сеньориты Элены Гавидиа, а напротив, по обвинению школьницы в умышленном шантаже, в лжесвидетельстве и соучастии в заранее спланированной провокации против представителя дружественного народа Панамы. Словом, когда на следующий день (Иселя под залог в десять тысяч колонов, уплаченных посольством, выпустили из полицейского участка) «насильнику» и «пострадавшей» была устроена очная ставка, девчонка не выдержала и под тяжестью неопровержимых улик разревелась.

Так следствию стало известно (позже делом занимались органы безопасности Коста-Рики), что с первого же дня своего пребывания в Сан-Хосе капитан Прьето оказался под неусыпным наблюдением, что его телефон в «Гранд-отеле» постоянно подслушивался; что в гостинице Иселя круглосуточно подкарауливали, выжидая удобного случая, четверо парней и две девицы (им пообещали по тысяче колонов), что, если бы в тот день сорвалась провокация с Эленой Гавидиа в лифте, его бы всё равно вовлекли в шумный скандал (рыжеволосая, рослая Мария Харакемада была готова броситься на шею к капитану у газетного киоска, и тут немедленно вмешались бы три её «дружка», четвертый в это время задержал Клодин у входа в «Гранд-отель»); что полицию вызвали к месту «происшествия» анонимным звонком (за четверть часа до самого происшествия)…

— Леди и джентльмены! Наш самолет компании «Панамерикэн» совершает регулярный рейс из Сан-Хосе в Панама-сити. Время полета — час двадцать минут. Просьба пристегнуться ремнями и до посадки воздержаться от курения. Желаю вам приятного путешествия! — Голос стюардессы звучал мягко, приветливо. Даже надоевшему, заученному, тысячи раз повторенному и слышанному тексту он придавал теплоту и какую-то домашнюю интимность.

Под крылом поползли черепичные крыши домиков, окруживших аэропорт Эль-Коко. Потом они стали крениться набок, также, как зеленые рощицы и шоссейная дорога с крошечными, игрушечными автомобильчиками. Слева проплыла и растаяла в дымке вершина вулкана Иразу. Самолет выровнялся и взял курс на Панаму. Прижавшись лбом к холодному стеклу иллюминатора, Клодин беззвучно плакала. Исель обнял её за плечи, привлек к себе:

— Родная! Ты чем-то расстроена? Почему ты плачешь?

— Я боюсь за тебя, за себя, за нас. Особенно за тебя, Исель. Они начали охотиться за тобой, и я чувствую, сердцем чувствую, что произойдет что-то страшное.

— Да нет же, любимая! Всё самое страшное, верь мне, позади! Мы вместе, и ничто нас не разлучит.

— Дай-то бог! Дай-то бог!

ГЛАВА XVIII

Прошло еще несколько дней.

И хотя не было никаких очевидных признаков того, что развязка приближается, в Хе-дос прекрасно понимали, что ждать её долго не придется.