Дело о мастере добрых дел. Часть 1. Доктор для дураков (СИ)

Потом, когда прошла необходимость находиться в трех местах одновременно - в адмиралтействе, в лаборатории и в палате для чахоточных больных, - Илана вдруг накрыло осознанием тревожности происходящего. Слова про оставленных в живых свидетелей вернулись эхом. Никого из управляющих чиновников в сложный момент не оказалось в Арденне - считалось, что все хорошо. А все было нехорошо. Следующая после адмиралтейства ступень власти, префектура, ищет виноватого, но нашла почему-то Илана.

Илан шел от чахоточных с примерным списком лекарств, хотя бы часть которых ему нужно будет к утру составить, если не заснет лицом в стол. И думал не о том, о чем нужно и можно.

Если Номо был на корабле, почему его не оказалось ни в списке пассажиров, ни в списке команды? Значит, список неточен?.. Арденна, мать ее. Кто составляет эти списки, как их составляет... Никому ничего нельзя доверить, ни на кого нельзя положиться. Все, что можно не делать, не делают. К сожалению, не делают еще и многое из того, что делать необходимо. Наплевать на эти копии, вывешенные для общего просмотра. Там нет и не может быть правды, потому что они писаны на арданском берегу. Нужно идти в порт и требовать ходжерский судовой журнал.

Мышь, посланная на кухню хоть за какой-нибудь краюшкой, торопилась ему навстречу по коридору с котелком и свертком.

- Там были вареные яйца и бульон для послеоперационных, - без намека на разрешение затараторила она. - Я забрала, что сказали можно, сейчас почищу, поедим...

У Илана не осталось ни моральных, ни физических сил говорить ей, что-либо про болтовню. Он неопределенно мотнул головой. В лаборатории было тепло. Два из трех окон застеклены, как в адмиралтействе, третье пока заколочено, поломанный подоконник кривенько, но вправлен на место. На полу щепки, опилки и какая-то липкая дрянь, на которую клеили стекла.

Растопленная в обед алхимическая печка все еще стояла с углями, ветер порывами гудел в ее железной трубе. Мышь быстро зажгла лампы, бросила на стол пару чистых салфеток вместо скатерти, разложила добычу и быстро стала обстукивать скорлупу, для скорости катая яйца в ладонях. Первое же почищенное целиком запихнула себе в рот и, не останавливаясь, принялась за второе для начальства. Илан пил горячий недосоленный бульон прямо через край котелка. Под смотревшим во внутренний двор окном с топотом и грохотом пролетела конная упряжка, развернулась на мощеном кругу вокруг сухого фонтана, захрапели резко осаженные лошади, застучал в дверь посыльный.

- Врача в адмиралтейство! - послышалось оттуда. - Срочно!

- Меняй бикс в сумке, собирай сердечные и карбидную лампу, у нас второй круг, - велел Илан, потом махнул на Мышь рукой. - Ай, ладно. Ешь. Я сам.

На этот раз Илан думал, они разобьются. По крутому спуску лошади летели, фонтанами высекая искры из мостовой, карету кренило на поворотах, и от госпиталя до адмиралтейства они домчались за пять сотых стражи, не больше. Мышь едва успела дожевать сразу два в отчаянии запихнутых в рот яйца. Вот молодец, думал Илан, и поспала, и поела, один я ничего не успел... Но повели их в этот раз не в административную часть здания, обращенную к порту, а в пристроенный со двора новый флигель. И не к стекольному мастеру, очередной приступ после допроса или внушения про секретность у которого подозревал Илан. Сердечные препараты он с собой по чистой случайности взял очень правильно и очень верные. Они пригодились. Только не старому знакомому с Ишуллана, а генерал-губернатору Ардана, киру Хагиннору Джелу, которого пришлось успокаивать чуть ли не больше, чем лечить. И нельзя было, как простого пациента, оставить наедине с выписанными каплями, сняв боль и выровняв сердечный ритм.

Поэтому Илан и сердце выслушал так, как никому никогда не слушал, и легкие проверил, и проблемы с позвоночником поискал, но всерьез не нашел. Организм был в относительном порядке, учитывая, что киру Хагиннору почти шестьдесят. Просто господин генерал-губернатор оказался с дороги, уставшим, всерьез испугался, когда начал задыхаться и боль из-за грудины поползла в шею и левую сторону головы. Местные умники без предисловий обрадовали его новостью про ходжерский корабль, с этого все и началось. Нет, раньше с ним никогда ничего похожего не случалось, поэтому опыта преодоления нет, а страх смерти есть. И Илан четверть стражи сидел рядом с постелью, просто держал пальцы на пульсе и уговаривал, что сердце здоровое, хорошее, что все это нервное, что проходит, что, возможно, даже никогда не повторится, что он не доверит исполнение лекарства местным аптекарям, сейчас оставит немного из запаса, а новую порцию сделает сам, что время не упустили, что если вовремя подхватить, то развития у болезни не будет, и прочие утешительные слова, от которых больным обычно становится легче.