Дело о Медвежьем посохе

Мальчик беззвучно заплакал, понимая, как жестоко было называть его, беспомощного, этим именем. Что он может сделать? У него нет ни силы, ни доспехов, ни храбрости настоящего Кинтаро. Убежать домой? Даже если он бросит пост и найдет дорогу назад, Изаму сделает с ним такое… Ну и пусть делает все, что хочет! Лучше он, чем мертвецы. Мальчик вскочил на ноги с твердым намерением бежать в монастырь. Он набрал полную грудь воздуха и внезапно у него в голове закрутились слова, строчки и мысли. Они полностью заняли его разум и стали важнее всего на свете. Кинтаро забыл, что находится ночью на кладбище, один и далеко от дома. Он стал шевелить губами, приручая вертевшиеся на языке слова. Их, казалось, ему подсказывал сам великий воин Кинтаро. Через несколько минут мальчик написал своим посохом прямо на могильной земле:

Дрожь холодной землиМне милее постели.Отправляюсь в поход.

Могилы не ответили, лишь надгробия приобрели прежние размеры, а надписи на них перестали шевелиться. Осмелев от собственной храбрости, Кинтаро подошел к ближайшему надгробию и провел пальцем по иероглифам – всего лишь имя человека, который, видимо, когда-то жил в здешней деревне. Мальчик представил, что когда-нибудь и у его могилы будут стоять незнакомые люди, читая его имя, которое он еще не получил. И от этих недетских мыслей ему стало очень спокойно и грустно. До рассвета Кинтаро ходил по кладбищу, читая имена покойников и представляя, как они выглядели и чем занимались в жизни.

* * *

Белобородый с Изаму пили чай в столовой. Когда мальчик вошел и посмотрел на них сонными глазами, старик радостно вскочил и рассмеялся. У Изаму лишь дернулся уголок рта, что, видимо, должно было означать если не радость, то удовлетворение. Мальчик спросил разрешения пойти к себе поспать.

Но каннуси, приговаривая: «Погоди, погоди…» – отвел его в святилище. Кинтаро зевнул, ему не очень хотелось сейчас читать послания богини-матери. Однако посланий и не было. В святилище торжественно вошел Изаму. Он что-то прошептал, поклонился Кинтаро как равному и протянул ему два деревянных меча – короткий и длинный. Сонливость вмиг слетела с мальчика. Он посмотрел на каннуси, тот кивнул. Стараясь, чтоб его руки не дрожали, мальчик принял мечи и перестал дышать. Гладкое дерево приятно холодило ладони.

Потом это дерево не раз натирало ему кровавые мозоли во время уроков фехтования с Изаму.

* * *

– А мой папа видел самого микадо! – вдруг сказала ему девочка.

Он встретил ее в лесу месяц назад. Кинтаро по заданию Изаму выбирал место для засады своего отряда, если бы враги атаковали с севера. Он залез в приглянувшиеся ему заросли кустарника, чтобы проверить, хорошо ли оттуда просматривается местность, а когда вылез, перед ним стояла девочка с корзинкой, его ровесница. Раньше он никогда не встречался лицом к лицу с деревенскими жителями. Когда те по праздникам приносили в храм подношения богине, каннуси запрещал ему покидать свою комнату. Девочка была одета в пеньковые крестьянские шаровары и курточку. Круглолицая, с оттопыренными ушами и припухшими глазами, она посмотрела на него с укором и сообщила:

– Я тебе не скажу, как меня зовут. Никогда.

Кинтаро удивленно поднял брови.

– Потому что все мальчишки дураки, болтуны и драчуны. И даже не говори со мной! Потому что ты такой же! Такой же! Такой же! – протараторила девочка, показала ему язык и отвернулась.

Тогда он взял ее за руку и показал себе на рот и на горло, как делал всегда, когда хотел объяснить, что он немой.

– Ух ты! – завизжала девочка от восторга. – Так ты не можешь говорить! Ты не такой же?

Они стали встречаться у большого камня на берегу озера вдалеке от монастыря. Он показывал ей, как умеет сражаться с воображаемыми врагами сразу двумя мечами, лазить по деревьям, плавать и змеей ползти в траве. А девочка огорошивала его каким-нибудь странным сообщением. «У гайдзинов собачьи головы», – как-то сказала она. Мальчик усмехнулся. Он несколько раз видел гайдзина. Тот приходил в храм, о чем-то шептался с каннуси и передавал ему конверты. И голова у того гайдзина была самая что ни на есть человечья.

Только глаза необычно круглые. Наверняка и про микадо, его отца, она тоже выдумала!

– Микадо огромный и блестящий! – говорила девочка и смотрела на него пренебрежительно, мол, что тебе рассказывать, ты все равно не поймешь.

Она никогда его ни о чем не расспрашивала. И тем больше Кинтаро хотелось ей что-нибудь рассказать. Но не о своей избранности, к которой он вроде бы привык, но, честно говоря, все еще стеснялся. А о вещах сокровенных, известных только ему одному. И однажды, глядя, как она смотрит на небо, он наконец-то набрался смелости и написал посохом на песке:

– Ты нравишься моей маме.

Девочка посмотрела на него недоверчиво. Потом подозрение в ее глазах сменилось неподдельным страстным любопытством, и она схватила его за плечо:

– А разве она меня видела? А когда она так сказала? А кто твоя мама? Где она?

Кинтаро указал на небеса.

Девочка печально посмотрела на Кинтаро: