Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек

– Я знаю, – мрачно ответил Фен. – Так или иначе, я побеседовал со всеми возможными кандидатами. Но пока еще многое нуждается в подтверждении, фиксации, подкреплении. Это было халтурно сляпанное преступление – никуда не годная работа. – Тут он вдруг обратился к Хелен: – Как бы вы отреагировали, позволь я ускользнуть человеку, убившему вашу сестру? Это практическая проблема, запомните, а не теоретические рассуждения; насколько мне известно, полиция вряд ли раскопает истинные факты – во всяком случае, сейчас они идут не тем путем, каким нужно.

Хелен ненадолго задумалась.

– Это зависит от того, кто был преступником. Если это Роберт или… Да, если это Рэйчел или даже Шейла, или Джин, не думаю, что я стала бы возражать. Но если это Дональд или Ник – это звучит чудовищно, я понимаю, то – да, я была бы против.

Фен мрачно кивнул.

– Очень разумно, – согласился он. – Лично я был бы склонен дать маленький шанс всем – скажем, предупредить, чтобы убрались отсюда. Если кому-либо удастся убежать в этом море продовольственных карточек, регистраций и удостоверений личности, то он того заслуживает. Все это крайне аморально, как вы понимаете, – сказал он насмешливо, несправедливо предполагая, что Хелен и Найджел осуждают его, – и не уверен, что впоследствии по закону не буду считаться соучастником. Но от вашей сестры, Хелен, – простите великодушно – и в самом деле никому не было житья.

На некоторое время воцарилось молчание. Наконец Найджел спросил:

– А что скажешь насчет кольца, Джервейс, – той золотой мушки?

– Золотая мушка, а как же – ты ведь поэтическая натура… Должен признать, это меня все еще озадачивает. Нам следует докопаться до сути, приложив немало стараний. А теперь, – взглянул он на часы, – мы – и вы, Хелен, должны пойти на репетицию, если не хотим опоздать. Следуя несомненно бессмертному совету мистера Герберта Моррисона[129], «мы должны пойти на это». Мы должны быть способны… О, мои лапки! О, моя шкурка и мои усики! – вдруг оборвал он себя на полуслове, слепо уставившись вперед. – Боже, боже, каким я был дураком! Да, это точно – очень правильная характеристика. Не дай бог, Гидеон Фелл[130] узнает, какое на меня нашло помрачение; мне этого не пережить! – С этими словами он застыл, раскрыв рот.

Найджел воспринял его выходку холодно.

– Прекрати это представление, – сказал он, – ты ведь прекрасно знаешь, что, кроме тебя, оно никому не понятно, и пойдем скорей. Сейчас без пяти одиннадцать. Теперь придется бежать всю дорогу.

Не без труда им наконец удалось выдворить его из комнаты.

По пути к театру к нему вернулся его боевой настрой, что обычно выражалось в непрерывном потоке жалоб. Он отстраненно и подробно сетовал на погоду, на ход войны, на еду и на университет в целом. О сем последнем предмете он так распространялся, что дошел до клеветы. При этом он шагал столь споро, что к тому времени, когда они добрались до театра, Хелен и Найджел порядком утомились.

В труппе известие о смерти Изольды, в общем, приняли без особенной подавленности; чувство облегчения было очевидно, и, казалось, никого не заботила мысль, что убийца, может статься, находится среди них. Общее мнение склонялось к тому, что это, в сущности, и убийством-то назвать нельзя и что сие действие сродни тому, как топят лишних котят, безболезненно усыпляют старых собак или уничтожают вредных насекомых. Репетиция началась хорошо и продолжалась успешно. Найджел смотрел с первого ряда, в то время как Фен ходил туда-сюда, натыкаясь на присутствующих, демонстрируя преувеличенный интерес к процессу и задавая идиотские вопросы.