Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек

Явившись в Сент-Кристоферс в тот вечер без двадцати шесть, Найджел вдруг задумался о том, что в Джервейсе Фене все-таки было что-то совершенно мальчишеское. Безмятежный, словно херувим, наивный, непоседливый – словом, весь – очарование, он шествовал по жизни, искренне интересуясь незнакомыми ему предметами и людьми, нимало не утрачивая при этом подобающего его положению достоинства в собственной научной области. Его суждения о литературе были тонкими, проницательными и чрезвычайно сложными. Во всех других областях он неизменно прикидывался полным невеждой, всем видом изъявляя страстное желание, чтобы его просветили в этом вопросе. Обыкновенно, впрочем, оказывалось, что он знал гораздо больше о предмете, чем его собеседник, ибо за сорок два года, прошедшие со дня его появления на свет, успел обзавестись систематической и широчайшей начитанностью. Будь эта непосредственность игрой или, напротив, свидетельством умственной отсталости, она могла бы вызывать раздражение, но нет – она была совершенно искренней и происходила от неподдельной интеллектуальной скромности человека, много читавшего и в результате способного представить себе, сколь обширные пласты знаний неизбежно должны остаться ему недоступными. По характеру был он неисправимым романтиком, но весь уклад его жизни оставался строжайше рациональным. Его отношение к людям и событиям не было ни циничным, ни оптимистичным, но чем-то вроде постоянной увлеченности. Плодом этого явилась некая неосознанная аморальность: Фену всегда было настолько интересно, как люди себя ведут и почему именно так поступают, что ему и в голову не приходило давать моральную оценку их поступкам. «Да, все эти метания и сомнения, как быть в связи с убийством Изольды, – думал Найджел, – весьма характерны…»

Он нашел Фена в его комнате, тот заканчивал свои заметки о деле.

– Полиция окончательно постановила, что произошло самоубийство, и вот это, – указал он на маленькую стопку бумаги, – на некоторое время придется отложить. Кстати, – добавил он, – я решил, что делать.

Он передал Найджелу маленький листок почтовой бумаги.

На нем было три слова из сатиры Горация:

Deprendi miserum est[176].

– «Скверно попасться…» – сказал Найджел. – Ну, и что из этого?

– Я опущу это в почтовый ящик сегодня вечером и передам свои заметки в полицию во вторник утром. Это даст е… – то есть убийце, крошечный шанс смыться. Кстати, надеюсь, все останется между нами. Я выяснил – это уголовно наказуемое деяние.

Он весело ухмыльнулся.

– Послушай, но в этом случае, – пробормотал Найджел, – ты действительно считаешь, что умно…

– …Безнадежно глупо, дорогой мой Найджел, – ответил Фен. – Но, так или иначе, я остаюсь хозяином положения. Я всегда могу сказать полицейским, что понял ошибочность моей идеи и так же растерян, как и они, и никто не сможет ничего возразить. Кроме того, если бы мы иногда не встревали в авантюры, жизнь была бы невыносима, – произнес он с таким выражением, будто поднимал на верхушку мачты флаг с черепом и костями.

Найджел хмыкнул, но было то в знак согласия или порицания – осталось непонятным. Фен написал на конверте имя и адрес, вложил листок и запечатал письмо.

– Надо доставить его в почтовое отделение после службы, – сказал он, кладя письмо в карман.

– Тебе не приходило в голову, – спросил Найджел, – что ты можешь подвергнуть опасности жизни множества совершенно невинных людей, толкая убийцу на побег?

На лице Фена внезапно отразилось волнение.

– Я понимаю, – кивнул он. – Это приходило мне в голову. Но я не думаю, что этот человек когда-нибудь еще совершит убийство. Скажи мне, – добавил он, поспешно уводя разговор от щекотливой темы, – ты до сих пор не догадываешься, кто это сделал?

– Я провел прошлую ночь за освященным традицией занятием всех добровольных помощников сыщика – составлял табличку с указанием времени событий того вечера. И, как я и думал, никакого озарения не воспоследовало. В любом случае половина утверждений в этой таблице либо не подкреплены доказательствами, либо вообще недоказуемы, так что нечего было и надеяться на что-то.

Он вынул листок бумаги и передал его Фену.

– Теперь дело за тобой, великий сыщик, – взглянешь на список, постучишь по нему пальцем и скажешь: «Это все объясняет».

– Да, так оно и есть, – согласился Фен. – Что я могу поделать, если ты так туп и ничего не понимаешь. У меня есть такая же табличка, где кое-что подчеркнуто и добавлено несколько замечаний. Посмотри на них снова, дорогой мой мальчик. Неужели ты не видишь: кое-что здесь так и бросается в глаза, словно бородавка на чьей-то лысой голове?

– Нет, не бросается, – растерянно уставился на листок Найджел. Там значилось следующее:

«Начиная с 6.00. Роберт, Рэйчел, Дональд и Николас в баре «Булава и Скипетр»; Изольда – в Брейзноуз-колледже; Хелен – в своей комнате; Шейла и Джин – в своих (три последних пункта – не подтверждены).

6.25. Дональд и Николас уходят из «Булавы и Скипетра», появляются в колледже примерно в 6.30, когда Рэйчел также уходит в кинотеатр (местонахождение которого не установлено).