открылся глазок и чей–то голос спросил, что мне надо, В тот момент я не знал, что это мистер Гриб, так как раньше никогда не встречался с ним. Я назвался, он сказал, что он — Гриб, и впустил меня. Держался он любезно, но очень по–деловому. Он объяснил мне, что моя жена выдала расписки, заверив, что они будут выкуплены в течение сорока восьми часов.'С тех пор прошло гораздо больше времени, и ему, Грибу, не нравится, когда его оставляют в дураках. Поэтому, сказал он, если долговые расписки не будут выкуплены немедленно, то он решил передать дело в суд. Я ему сказал, что ни один суд не станет рассматривать расписки, выданные за карточным столом. На это он мне ответил, что в любом случае гласность неизбежна, а это именно и есть его главное оружие, так как он понимает, что я скорее соглашусь выкупить расписки, чем терпеть позор гласности. Он понимал, что мне придется уплатить. Я уплатил ему семь с половиной тысяч долларов наличными и взамен получил три долговых расписки, написанные рукой моей жены. Разумеется, я предполагал позднее получить эту сумму с моей жены. У меня вполне солидное предприятие, но я не богат, мои доходы ничтожны по сравнению с тем богатством, которое должна через несколько месяцев получить моя жена. Я только хотел избавить нашего ребенка от позора гласности, но я не собирался оплачивать карточные долги моей супруги. Я положил расписки в жилетный карман и покинул судно, ответив отказом на любезное приглашение мистера Гриба осмотреть судно. Выйдя из кабинета, я, правда, зашел сначала в бар, чтобы немного выпить, а потом в ресторан, где съел пару сандвичей. Я уже собирался покинуть судно, как вдруг вспомнил, что не получил от Гриба никакого письменного подтверждения, что это именно те расписки, о которых все время шла речь. А при таких отношениях с моей женой оно могло мне понадобиться, ведь мне еще предстоял расчет с ней. Я вернулся в Г-образный коридор, который вел к двери кабинета, и с минуту помедлил перед дверью Гриба, доставая из жилетного кармана расписки. Потом толкнул дверь и вошел. Я сразу же заметил, что дверь, ведущая в сам кабинет, широко распахнута. Это меня очень удивило, потому что мистер Гриб объяснил мне, что она всегда заперта и закрыта на задвижки, поскольку им приходится иметь в кабинете значительные суммы денег. Я на цыпочках пересек приемную, боясь, что, может быть, нарушаю какое–нибудь деловое совещание. То, что я увидел, буквально лишило меня дара речи. В кабинете стояла моя жена, держа в правой руке пистолет. Гриб полулежал, распростершись на письменном столе, уронив на него голову и плечи. В левом виске у него зияло огромное отверстие, из раны струилась кровь. С минуту я стоял в полной растерянности. Я боялся, что жена обратит оружие против меня. Поэтому я осторожно вышел обратно в приемную и быстро прошел по коридору, надеясь подождать выхода Сильвии и спросить ее, зачем она это сделала. Я хотел потребовать, чтобы она
524
отдалась в руки полиции. То, что я увидел, потрясло меня до глубины души. Когда я стоял у двери, ведущей в коридор, в дальнем конце прохода показалась высокая атлетически сложенная фигура. Сначала я не узнал мужчину, но потом понял, что это Перри Мейсон, знаменитый адвокат. Мне его однажды показывали на каком- то банкете, а таких, как он, обычно не забывают. Я понял, что он непременно увидит ту же сцену, которая меня поразила, но тем не менее я обрадовался возможности переложить все на плечи адвоката. Я тотчас же вышел на палубу и сел в моторку. По дороге в город я только и думал о том, что мои показания в суде против жены не будут приняты во внимание в соответствии с законом. С другой стороны, если бы я попытался скрыть, что видел, меня могут посчитать соучастником убийства. И потому я решил повидаться с адвокатом. Единственный адвокат, которому я полностью доверяю, является мистер Уоршем, фирма «Уоршем и Уивер». Мистер Уоршем всегда ведет все мои дела, связанные с законом, он хорошо знает меня и Сильвию. Я попытался связаться с ним по телефону, но сумел поговорить с ним только сегодня утром. Я рассказал ему все, что видел, и он настоял на том, чтобы я сделал письменное заявление, предназначенное для полицейских властей. Так я и сделал. Мне неизвестно, что произошло после того, как Перри Мейсон вошел в приемную, но я твердо знаю, что, когда он шел по коридору к кабинету, моя жена была еще там. С тех пор я не видел ни своей жены, ни Перри Мейсона. Не видел, чтобы они вышли из кабинета. Но я и не дожидался этого. Я сразу же пошел на палубу и постоял там несколько минут, пытаясь прийти в себя. Сколько времени я там пробыл, затрудняюсь сказать. Я был слишком взволнован, чтобы смотреть на часы».