Дело полковника Петрова

Подобные байки, некоторые из них были просто фантастическими, ходили повсюду. Когда в следующий мой приезд в Сидней я встретился с Галлеганом, я сообщил ему о Джеймсе. Он заинтересовался этим и сказал, что мне не мешало бы установить с доктором контакт и самому посмотреть, в чем там дело.

Вернувшись в Тиррул, я через две или три недели, приехав на почту, обратил внимание на пожилого мужчину, который заполнял бланки. Считая, что на него никто не смотрит, он сам смотрел на меня изучающим взглядом. Почтовый служащий за стойкой понизил голос до шепота.

- Хочу сказать вам, доктор, . .. . . вон тот пожилой мужчина . . . . это и есть доктор Джеймс, русский врач. Не хотите ли познакомиться с ним? Он интересный человек и вы могли бы пообщаться с ним на вашем языке.

Служащий был прав. Когда нас представили друг другу, английское произношение доктора Джеймса оставляло мало сомнений в том, что сам он русского происхождения, и я перешел в разговоре с ним на русский язык к большому удовольствию почтового служащего за стойкой.

Доктору Джемсу на вид было лет пятьдесят пять, и я очень удивился, когда он сказал мне, что ему шестьдесят семь. Ростом он был около пяти футов и семи дюймов, но его плотное телосложение создавало впечатление, что он ещё ниже ростом. На нем был светло-серый костюм, рубашка с открытым воротом и сандалии. Его широкое, с высокими скулами загорелое на солнце лицо и такие же руки, говорили о том, что он ведет активный образ жизни на открытом воздухе. Коротко подстриженные седеющие волосы и проницательный взгляд серых глаз дополняли его портрет. Он сказал мне, что его настоящая фамилия - Жемчужный, но все его знают под именем Джеймс, "потому что так легче произносить."

- Мы много слышали о вас, - сказал он. - Я хотел встретиться с вами. Понимаете, жена, дочь и я ведем замкнутый образ жизни только потому, что здесь нет людей хоть с достаточным интеллектуальным уровнем. Безнадежно даже пытаться установить какие-то светские контакты. У нас много друзей в Сиднее, которые навещают нас здесь. Это скрашивает однообразие жизни. Речь идет не о праздности, поверьте. У нас довольно большой дом с обширным садом и теннисным кортом. Все работы по саду я выполняю сам. Это поддерживает физическую форму.

Я произнес комплимент по поводу его хорошего внешнего вида.

- Причина этого в хорошей наследственности и в постоянной физической работе, - ответил Джеймс, явно польщенный комплиментом. Я подвез его до его дома и по дороге он рассказал мне, что в связи с отсутствием у него лицензии на врачебную практику в Австралии, он держит пансионат для выздоравливающих пациентов, а также физиотерапевтическую клинику. Он сердечно пригласил меня к себе домой в гости, и мы расстались после того, как я пообещал, что позвоню ему в течение нескольких предстоящих дней.

Неделей позднее я поехал с визитом к доктору Джеймсу. Он жил в большом старом двухэтажном доме, который стоял на возвышенной части деревни, выходящей на море.

Хозяин дома горячо приветствовал меня и провел в большую комнату, которая служила одновременно гостиной и столовой. Пол в комнате был бетонный, а с потолка нависал ряд тяжелых перекрещивающихся балок. Из середины комнаты деревянная лестница вела на узкий балкон, который шел по периметру всех стен. С балкона открывались две двери. Мебель состояла из большого деревянного стола, книжных полок, старого дивана и нескольких стульев. Все это выглядело несколько странно.

Джеймс представил меня жене и дочери. Миссис Джеймс, примерно пятидесяти лет, была полной, невысокого роста и несколько подавленной. Дочь Нина - молодая, темноволосая, привлекательная и импульсивно-веселая. Ее радостное щебетанье воспринималось несколько странно в этой средневековой обстановке.

- Теперь вы знакомы со всей моей семьей. Вернее со всей моей семьей в Австралии, - произнес Джеймс. - У меня есть ещё одна дочь в Соединенных Штатах.

Потом был ужин. Мне встретились несколько постояльцев пансионата для выздоравливающих, а остальную часть вечера мы провели в беседах. В основном это были деревенские сплетни, но миссис Джеймс завела разговор о новых биологических теориях, появившихся в Советском Союзе, и за этим последовала оживленная дискуссия. Стало уже поздно, и я собрался уезжать, неоднократно пообещав вскоре снова навестить их с визитом. Вечер мне понравился, это было приятное развлечение на фоне моей ежедневной рутины.

Я не мог определить свое отношение к семье Джеймсов. В целом было ясно, что они жили прошлым, как и многие другие иммигранты. Но они были в курсе научных и политических событий в Советском Союзе в такой степени, которая свидетельствовала, по крайней мере, об отсутствии у них предубеждений против его политического режима.